ГЛАВА 2. СТАНИЧНАЯ И СТОРОЖЕВАЯ СЛУЖБА

Глава 2.  СТАНИЧНАЯ И СТОРОЖЕВАЯ СЛУЖБА МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА (КОНЕЦ XIV — НАЧАЛО XVII в.)

Куликовская битва явилась этапным событием в жизни Руси. По­беда, завоеванная войском Дмитрия Донского, не только разруши­ла прежнее убеждение в непобедимости Орды, но и показала, что Русь окрепла для борьбы за независимость и назрела необходимость объединения русских земель. Куликовская битва, с одной стороны, убедительно продемонстрировала готовность и способность русских князей выполнить важную историческую миссию — возродить бы­лую мощь Руси, с другой — подтвердила правильность собиратель­ной политики, проводимой первыми московскими князьями начи­ная с Ивана Калиты (1328—1340). В результате Москва в середине XIV в. закономерно становилась центром народного объединения. Московским князьям, потомкам Донского, оставалось только вос­пользоваться плодами этой политики и продолжить собирание рус­ских земель. На основании выработанной стратегической линии в дальнейшие годы и шло формирование территории.

2.1. ФОРМИРОВАНИЕ ТЕРРИТОРИИ И ГРАНИЦ

Старший сын Дмитрия Донского Василий I (1389—1425) достой­но продолжил дело своего отца. При нем в 1392 г. Москва отобрала у суздальских князей Нижний Новгород. Василий I побывал в Орде и купил у хана Тохтамыша ярлык на Нижний сверх ярлыка на вели­кое княжение. Одновременно под власть Москвы перешли Муром, Городец, Таруса и Мещера. Ряд князей северо-восточной Руси, со­хранивших к тому времени относительную самостоятельность, вы­нуждены были смириться с властью московского князя. А такие, как Стародубские, Оболенские, Белозерские, стали даже выступать в роли воевод, наместников великого князя, полностью сохранив бла­годаря этому в своих родовых землях княжеские права.

В 1397—1398 гг. Москва предприняла усилия для присоединения к своим землям Бежецкого Верха, Вологды, Устюга, Земли Коми и др. Для достижения поставленной цели Василий I не раз использо­вал силу. Например, на рубеже XIV и XV вв. он начал борьбу с Нов­городом за Двинскую землю, пытаясь ограничить суверенитет Нов­городской республики. Великий князь стремился не просто расши­рить свои границы. Это была целенаправленная борьба за землю, через которую шло движение товаров и купцов к Поморью. Владе­ние ею способствовало бы укреплению экономического потенциала Москвы.

Непросто складывались отношения Василия I с Литвой, которая также фактически была центром объединения русских земель. В 1392 г. правителем Литвы стал великий князь Витовт. Его власть достаточно быстро распространилась почти на все западнорусские земли: Киев, Новгород-Северский, Полоцк, Витебск и др. Во имя обеспечения безопасности своего княжества Витовт вступил в союз с ханом Тохтамышем, обещав ему помощь против другой группы ордынской знати, опиравшейся на поддержку среднеазиатского завоевателя Тимура (Тамерлана). Однако в 1395 г. Тохтамыш был разбит Тамерланом и бежал в Литву. Василий I воспользовался этой ситуацией и прекратил выплату «выхода» Орде.

В начале XV в. отношения между Москвой и Литвой ухудши­лись⁴. Причиной стало стремление Витовта распространить свою власть на Псков и Новгород, земли в верховьях Оки. В 1404 г. Витовт захватил Смоленск, на который претендовала и Москва. Поэтому необъявленная война с Литвой на западных рубежах Великого кня­жества Московского фактически была борьбой за лидерство в за­падной Руси. Обстановка на границе между Москвой и Литвой обо­стрилась, что привело в 1404—1408 гг. к ряду открытых военных столкновений.

Московская знать и пограничные удельные князья «отъезжали» постоянно то к литовскому великому князю, то к московскому, а часть пограничных городков за время боевых действий переходила из рук в руки по нескольку раз. В 1408 г. московские и литовские войска вышли навстречу друг другу для решающей схватки. Но до сражения дело не дошло. Родственники-противники помирились, осознав, что в их вражде заинтересована лишь Орда. В результате границей владений Литвы и Москвы была признана р. Угра, левый приток Оки⁵. С этого времени Василий I и Витовт «жили в непре­рывном согласии». Таким обоазом, великий князь Московский не только четко обозначил и обезопасил свою западную границу, но и сумел «обуздать тестя и не дал ему поглотить остальные владения независимой Руси».

Однако, в отличие от западных границ, на южных рубежах Мос­ковского княжества спокойствия не было. Фактический правитель Орды Едигей, не сумев стравить между собой Витовта и Василия I, в 1408 г. разорил Переяславль, Ростов, Дмитров. Подверглась осаде Москва. Все это свидетельствовало о том, что ни Москва, ни в целом Русь еще не были готовы освободиться от своей зависимости от Орды и обеспечить надежную защиту своих южных рубежей от граби­тельских нашествий.

Немаловажное значение для дальнейшей судьбы русских земель имели еще два события, происшедшие в Западной Европе. В 1410 г. объединенные польско-литовские войска под общим командовани­ем Ягайло и Витовта нанесли поражение рыцарям Тевтонского ор­дена в битве при Грюнвальде (северная Польша). Орден потерял свое господствующее положение в Прибалтике, что стало немало­важным и для Руси.

В 1413 г. была заключена польско-литовская уния, в результате которой Литва стала самостоятельным государством, возникли предпосылки для сближения Литвы с Польшей.

После смерти Василия I в 1425 г. Витовт, назначенный одним из регентов при своей дочери Софье и малолетнем великом князе Мос­ковском Василии II (1425—1462), стал наиболее могущественным правителем в Центральной Европе. Сохраняя мирные отношения с юным внуком, он тем не менее активизировал завоевательскую де­ятельность в северо-западной Руси. Ему удалось заключить выгод­ные договоры с Псковом (1426), Тверью (1427), Новгородом (1428), Рязанью (1430), Пронском (1430). Псков и Новгород платили Витов- ту выкуп, князья Рязани, Переяславля и некоторых других горо­дов «били ему челом».

Период правления Василия II Васильевича (Темного) был весь­ма драматичным в истории Руси. Сыновья и внуки Дмитрия Донс­кого развернули междоусобную войну за великокняжеский престол, которая началась в 1433 г. и закончилась лишь в 1453 г.¹⁰ Великок­няжеский престол был закреплен за Василием II, однако эта война разорила страну. За окончательное установление на Руси нового порядка престолонаследия (от отца к сыну) пришлось заплатить дорогую цену — погибло множество русских людей, сгорели села, были разорены города. Вопрос безопасности нового государства, за­щиты его границ от внешних, более сильных врагов отошел как бы на второй план, чем исподволь воспользовались потомки Чингисха­на, совершив на Русь не один грабительский набег.

И все-таки Василий Темный сумел продолжить политику соби­рания русских земель. К концу своего княжения он соединил все уделы Московского княжества — Дмитровский, Галицкий, Можай­ский и Серпуховско-Воровской. В составе Московского великого княжества сохранилось Верейско-Белозерское княжество. Кроме того, он присоединил к Москве часть ярославских земель, города Венев, Тешклов, Ростовец (за р. Окой), Ржев и «половину Ростова». Василий всячески поддерживал освоение Вятской, Пермской зе­мель, Печорского края, лично руководил рядом походов на Новго­род (1441, 1456 и 1460)» .

В эти годы рубежи Московского государства вплотную подошли к «Камню» — Уральским горам. Многие здешние новгородские зем­ли вошли в состав владений великого князя. С 1451 г. пермские кня­зья стали опорой власти Москвы в данном регионе, за что их уделы неоднократно подвергались нападениям черемисов, вогулов, остя­ков и татар. В 1456 г. Василий Темный отобрал у новгородцев часть черносошных земель по Двине и Пинеге и включил их в состав «го­сударевой отчины». В 1456 г. московские воеводы привели «к цело­ванию за великого князя» жителей вятских селений и городков.

Силу Василия II ощущали все соседи. По тексту Яжелбицкого мирного договора 1456 г. Великий Новгород признал суд наместни­ков московского князя, укрепил за ним право сбора дани и брал на себя обязательство не принимать к себе врагов Москвы. Наместни­ков великого княжества принял и Псков. В период правления Василия II значительно уменьшилась самостоятельность Твери и Рязани. В самой Москве, а также в пределах Великого княжества Владимирского утверждалось неограниченное самовластие вели­кого князя.

Победив в жестокой феодальной войне, Василий Темный еще больше укрепил власть и тем самым расчистил место для своего сына и преемника — Ивана III Васильевича (1462—1505). Иван III с успе­хом продолжил политику первых московских князей, сосредотачи­вая и власть, и территорию в единых руках. К концу его правления на Руси не осталось более удельных княжеств; некоторые великий князь приобрел после смерти их владельцев, другие захватил си­лой. Так, в 1463 г. к Москве был присоединен Ярославль, князья ко­торого перешли на положение московских служебных князей, а в 1472 г. — обширный Пермский край. В 1474 г, ростовские князья продали Москве вторую половину своего княжества. В 1478 г. был покорен Новгород Великий, в 1485 г. взята Тверь — двухвековая

гг. соперница Москвы. В 1489 г. к Москве присоединены Вятская земля и Удмуртия.

Когда Иван III взошел на престол, почти все его княжество было окружено русскими владениями. В конце своего княжения он «имел лишь иноверных и иноплеменных соседей: шведов, немцев, литву и татар».

Таким образом, границы Московского государства не только рас­ширились, но и приобрели принципиально новый характер. При­няв от отца небольшое княжество с территорией в 430 тыс. км², за 43 года Иван III превратил его в мощное государство с территорией, превышавшей 2 млн. км². Он стал сильнейшим государем в Европе, не уступавшим в первенстве ни императорам, ни султанам.

В этот же период под натиском турок-османов пала Византийс­кая империя. Племянница последнего византийского императора Константина I Софья Палеолог в 1472 г. стала женой Ивана III, что позволило великому князю Московскому объявить себя преемни­ком Византийской империи.

Перемены в положении Руси привели к изменению внешней по­литики Ивана III, которая в первую очередь реализовывалась на границах Московского государства. К этому времени ближайшие соседи и наиболее сильные враги Руси находились в состоянии по­стоянных распрей и прогрессирующего упадка, что благоприятство­вало расширению и усилению молодого Русского государства.

При великих литовских князьях Казимире IV (1440—1492) и Александре (1492—1502) значительно усилилось польское влияние на Литву, а также пропаганда католицизма, что, естественно, выз­вало недовольство русских князей и большинства населения Руси. В 1483 г. Иван III безрезультатно требовал от Литвы вернуть ему территории бывших самостоятельных русских княжеств с города­ми Полоцк, Витебск, Смоленск и др. Теперь же, в 1490-х гг., мно­гие князья соседних с Москвой западнорусских областей сами при­знавали над собой верховную власть московского государя и пере­ходили к нему на службу. Именно так поступили князья Вяземс­кие, Вельские, Новосильские, Одоевские, Воротынские, Мезецкие, а затем и Черниговский и Новгород-Северский с громадными вот­чинами по Днепру и Десне.

Выход из-под власти Литвы этих княжеств привел оба государ­ства к войнам в 1492—1494 и 1500—1503 гг., которые оказались ус­пешными для Москвы. Они позволили Ивану III территориально расширить свое государство, укрепить его военно-политическую и экономическую мощь. В частности, по договору о шестилетнем пе­ремирии, заключенному в 1503 г., великий князь Литовский Александр вынужден был уступить Ивану III города Чернигов, Новгород-Северский, Стородуб, Путивль, Рыльск, Гомель, Любеч, Брянск, Мценск, Дорогобуж, Белую и др. — всего 19 городов и 70 волостей.

С присоединением Новгорода и его владений Москва стала про­водить более активную политику на своих северо-западных рубе­жах. Встал вопрос о выходе на Балтику. Здесь к тому времени уже пересекались интересы Швеции, Дании, Ливонии и Ганзы. Иван III первым из московских князей начал войну за Прибалтику, хорошо понимая, что без выхода к Балтийскому морю торговля Руси зачах­нет. В 1493 г. он заключил договор с Данией о совместной войне про­тив Швеции. В январе 1497 г. русские войска перешли финские ру­бежи и в ряде сражений разбили шведское войско. В июле того же года русские конные и судовые рати заняли Карелию и все шведс­кие владения в Финляндии. Наступление войска Ивана III было на­столько победоносно, что 77 ганзейских городов прислали к нему послов с просьбой о заключении мира. В 1500 и 1501 гг. Иван III и король Швеции направили друг к другу послов для «утверждения бесспорных границ между своими державами».

Таким образом, при Иване III пограничная политика на запад­ных и северо-западных рубежах Руси в корне.изменилась: из обо­ронительной, в результате которой Московское княжество чаще уступало и проигрывало, она превратилась в активно-наступатель­ную. Теперь великий князь Московский сам начал наступать на со­седей и, увеличивая свои владения, открыто высказывал притяза­ния на присоединение к Москве всех земель, находившихся ранее в границах Древнерусского государства. Недаром русские люди на­зывали Ивана III не только Великим, но и Грозным (задолго до его внука Ивана IV), причем в похвальном смысле: грозный для вра­гов.

Не менее наступательной проводилась политика Москвы и на северо-востоке. Так, при Иване III после разгрома двинского опол­чения его воеводы «привели всю землю ту за великого князя»²³. В 1465 г. устюжанин Василий Скряба «с охочими людьми» присое­динил к Москве Югорскую землю, возложив на князей югорских Дань. В мае 1483 г. Иван III направил на Югру, Вогулу и Обь боль­шую «судовую рать» под командой Ф.М. Курбского-Черного и И.И. Салтыка-Травина. Экспедиция прошла с боями 6 тыс. км, по­корила Вогульское княжество, взяла «полон велик». В результате вогульские и югорские князья, кодские (хантские) старейшины ста­ли «бить челом» великому князю Московскому и платить ему дань. Присоединив к Москве эти земли, богатые пушниной, медом и се­ребром, Иван III получил дополнительные средства для содержа­ния своего большого войска, для создания запасов товаров, вывози­мых на западные рынки, а также для «задабривания» соседей (ор­дынских ханов в первую очередь) и покупки новых территорий.

Очень непростым сложилось в этот период положение на южных и юго-восточных границах Московского государства. Междоусоби­ца в Золотой Орде привела к ее распаду на мелкие, но достаточно сильные и враждебные друг другу ханства. Так, на юге образова­лось Крымское ханство, на востоке — Казанское, в евразийских сте­пях, имея центр на р.Яик (Урал), кочевала Ногайская Орда. Наи­более агрессивным оказалось Казанское ханство. Сидевший с 1463 г. на казанском престоле хан Ибрагим совершал набеги на пригранич­ные русские земли, разорял селения и выжигал города. Так же по­ступали и его преемники.

Используя для обеспечения безопасности своего государства на­ступательную политику, Иван III неоднократно предпринимал во­енные походы на Казань и подписывал с ханами мирные договоры. Тем самым он старался хоть как-то снять напряженность на своих восточных «украинах». Однако казанские ханы, часто нарушая до­говоры, не позволяли Москве до конца решить проблему безопасно­сти границ в этом регионе.

В целом в отношениях с татарами Иван III начал держать себя как независимый государь, поэтому сарайский хан Ахмат (Ахмед) не замедлил напомнить о своем «величии» над Русью, предприняв в 1472 г. большой поход на Москву. Великому князю удалось со­брать большое войско и вдохновить его на победу. Русские встрети­ли ордынское войско у Серпухова и разгромили его. Эта победа ста­ла предвестницей падения татаро-монгольского ига. Иван III пре­кратил платежи татарского «выхода» и вступил в союз с крымским ханом Менгли-Гиреем, ярым противником Золотой Орды.

В 1480 г. Ахмат вновь с большим войском двинулся к русским пределам. Русская рать выступила навстречу неприятелю. Войска противников подошли с двух сторон к пограничной р. Угре и долго стояли на ее противоположных берегах. В силу целого ряда причин битва так и не началась. Оба войска стали отходить с Угры одновре­менно. Но Иван III уходил победителем, защитив границы своего государства, а хан Ахмат — побежденным.

Золотоордынцы ждали прихода к Угре литовского войска, но не дождались, так как Литва сама находилась под угрозой вторжения крымского хана. Рать же Ивана III усиливалась подходящими пол­ками. Все попытки ордынцев переправиться через Угру решитель­но пресекались русскими воинами. Ахмату неоткуда было ждать помощи и некуда было возвращаться. Поэтому он увел свое войс­ко на юг, на Северский Донец, на земли, формально еще принадле­жавшие Большой Орде, а фактически находившиеся под контро­лем крымского хана. Здесь в начале 1481 г. Ахмат был убит заволж­скими ногайцами.

Иван III окончательно прекратил платить «выход» ханам. Так закончилось монгольское иго, почти 240 лет тяготевшее над Русью. В 1502 г. крымский хан Менгли-Гирей нанес ослабевшей Золотой Орде последний удар, и ее существование прекратилось. Однако это не обеспечило безопасности южных и юго-восточных рубежей Руси. Казанцы, крымцы, ногайцы и другие мелкие кочевые орды посто­янно нападали на русские земли, жгли, разоряли жилища, граби­ли, уводили с собой людей и скот. С этим постоянным разбоем рус­ским людям пришлось бороться еще около трех столетий.    .

При Иване III на границах решались не только военно-полити­ческие задачи. Здесь государство контролировало организацию и ход внешней торговли Руси, целенаправленно осуществляя тамо­женные сборы и получая немалые доходы. На границах же Иван III предпринял одну из первых попыток предотвратить проникновение болезней из-за рубежа. На Руси в средние века до­вольно часто вспыхивали различные эпидемии, приводившие к многомиллионным людским жертвам, к поголовному падежу скота. В основном болезни приходили из-за границы. Например, в 1346 г. в Китае получила распространение язва, называемая в летописях «черной смертью». Там от нее умерло около 13 млн. человек. А так как Китай широко торговал со многими странами, болезнь быстро распространилась в Греции, Сирии, Египте, Италии, Франции, Ан­глии, Германии, Скандинавии, в землях Золотой Орды, опустошая целые города. Весной 1352 г. мор начался в Пскове, затем в Новгоро­де, Киеве, Чернигове, Смоленске, Суздале и других русских горо­дах. В Глухове и Белозерске не осталось ни одного жителя. Болезнь бушевала и в Москве. Именно от нее скончались митрополит всея Руси Феогност, великий князь Симеон Гордый, два его сына и брат Андрей Иоаннович.

В конце XV в. в Европу из Америки была завезена болезнь, по­лучившая тогда название «французской». В 1493 г. она распростра­нилась в Польше, поразив кардинала Фридерика. Эта весть дошла До Москвы. И великий князь, посылая в 1499 г. в Литву сына бояр­ского Ивана Мамонова, наставлял его: «Будучи в Вязьме (тогда по­граничный город. — Авт.), разведай, не приезжал ли кто из Смо­ленска (город тогда не принадлежал Московскому государству. — Авт.) с недугом, в коем тело покрывается болячками и который на­зывают французским». Таким образом Иван III явно хотел предох­ранить Русь от новой эпидемии. . 

Сын Ивана III, Василий 111(1505—1533), с честью продолжил дело отца. Он докончил объединение Великороссии, за что был прозван «последним собирателем Русской земли», уступать которую нико­му не собирался. Например, на претензии со стороны Сигизмунда Литовского на земли, якобы отнятые у него Иваном III, Василий III ответил, что «чужих земель у себя не держим и вся Русская Земля — наша отчина» .

Территориальные присоединения к Московскому государству русских земель имели для Василия III не только важнейшее воен­но-политическое, но и экономическое значение. В его правление к Москве в 1510 г. был присоединен Псков, который был одним из са­мых больших городов Европы того времени (больше тогдашнего Лон­дона) . Псковские купцы вели оживленную торговлю с прибалтий­скими и ганзейскими городами.

В 1521 г. в состав московских земель окончательно вошла Рязань. Этим завершилось присоединение к Москве русских земель, не вхо­дивших в состав Великого княжества Литовского. Территория Мос­ковского государства к последнему году правления Василия III со­ставляла 2,8 млн. км².

На этапе завершения собирания русских земель под единодер­жавной властью границы стали приобретать все большее значение. На них решались не только задачи военной безопасности, но и за­щиты экономических интересов государства.

При Василии III значительно вырос внешний товарооборот. По­этому на границах и в приграничных районах был установлен жес­ткий контроль за тем, чтобы купцы не совершали крупных торго­вых сделок без разрешения великого князя. Иноземцев обязывали показывать товары в Москве самому Василию: он выбирал то, что ему нравилось, платил деньги и дозволял продажу остального. Ог­раничений на ввоз в пределы Руси сырья, товаров, лошадей, драго­ценностей практически не существовало.

Под контролем, но без особых ограничений, находился и вывоз товаров из государства. Только оружие и железо не выпускалось за его пределы.

Осуществлялся контроль и за тем, чтобы русские купцы и по­требители обменивались товарами с иноземцами, а не покупали их на деньги, дабы ограничить вывоз последних за границу.

Встреча иностранных послов на границе стала носить ритуаль­но-обрядовый характер. Приближаясь к русской границе, посол да­вал об этом знать наместникам ближайших городов. Посла встреча­ли и тщательно расспрашивали, из какой он земли, от кого едет, знатный ли человек, какого именно звания, бывал ли прежде в России, говорит ли по-русски, сколько с ним людей и т.д. Полученные сведения немедленно сообщали великому князю, а к послу высыла­ли чиновника (пристава), который сопровождал его до самой Мо­сквы.

Все эти факты свидетельствуют о том, что в новом Московском государстве границы не только расширялись, но и находились под постоянным присмотром. Они вновь стали общегосударственными, общерусскими границами, на которых решались задачи общенацио­нальной безопасности. Волею государя и усилиями служилых и рат­ных людей на них решались задачи обеспечения военной безопас­ности страны, защиты ее экономических интересов, недопущения распространения из-за границы болезней и эпидемий, организации порядка въезда в страну иностранцев и т.д.

С началом правления Ивана IV Грозного (1533—1584) внешняя политика Московского государства направлялась на обеспечение безопасности его восточных границ и завоевание выхода к Балтий­скому морю. Эта политика закономерно предопределила подвиж­ность и неустойчивость северо-западных и восточных границ Мос­ковского государства.

Первоочередной стала задача расширения границ на восток по­средством завоевания и присоединения Казанского ханства. При этом русские феодалы надеялись получить новые земли, а купцы — безопасный торговый путь по Волге. Правительство рассчитывало таким образом прекратить постоянные набеги на Русь казанских ханов и мурз, обезопасить себя от удара в спину в борьбе за Балти­ку, освободить тысячи людей, попавших в рабство, и получить но­вый источник доходов в казну за счет дани с народов Поволжья.

Военные походы 1547—1548, 1549—1550 и 1552 гг. привели к па­дению Казанского ханства. Еще несколько лет понадобилось Моск­ве для того, чтобы покорить подвластные Казани народы — чере­мисов, мордву, чувашей, вотяков, башкир, Русское правительство сохранило за этими народами их земли, установив для них нату­ральный налог — ясак.

В 1556 г. Иван IV сравнительно легко завоевал Астрахань, и все Среднее и Нижнее Поволжье (как и Прикамье) вошло в состав Мос­ковского государства. Этим значительно обезопасились его восточ­ные и юго-восточные границы, открылись огромные пространства Плодородных и малонаселенных земель, куда со второй половины XVI в, устремился из центральных областей Московского государ­ства широкий поток русской колонизации. В 80-х гг. XVI в, здесь возникли новые русские города — Самара, Саратов, Царицын, Уфа и др.

Достигнув ощутимых успехов на востоке, Иван IV обратил свой взор на запад. Главным препятствием на пути к Балтике были вла­дения Ливонского ордена, издавна враждебного Москве и всячески препятствовавшего ее связям с Западом. В январе 1558 г. Иван IV объявил Ливонии войну. Сначала она складывалась удачно для рус­ских войск — они взяли Нарву, Юрьев и около 20 ливонских горо­дов, но потом пошли тяжелые и длительные военно-политические неудачи.

Усиление влияния Руси на Балтике вызвало недовольство Лит­вы, Польши, Швеции и Дании. Вместо одного у Московского госу­дарства оказалось несколько сильных противников. В 1563 г. рус­ские войска взяли у Литвы древний русский город Полоцк, но вести войну одновременно с несколькими государствами Москве было не под силу. Дело осложнилось еще и тем, что в 1569 г. в Люблине была заключена уния между Великим княжеством Литовским и Королев­ством Польским, объединившимися в единую Речь Посполиту.

Не имея достаточных сил для ведения дальнейшей войны за вы­ход к Балтийскому морю, Иван IV в 1582 г. в Яме-Запольском зак­лючил перемирие с Речью Посполитой, а в 1583 г. в Полюссе — со Швецией. В результате Россия утратила все свои приобретения в Ливонии и Полоцкой земле, но вернула Великие Луки и некоторые другие города, захваченные Речью Посполитой. К Швеции перешла большая часть побережья Финского залива. Ливонская война за выход к Балтике, длившаяся четверть века, не принесла Москве ожидаемого успеха. На долгие десятилетия западные и северо-за­падные рубежи Руси стали подвижными и беспокойными, что тре­бовало постоянных больших физических и материальных затрат на их защиту и обустройство.

В какой-то степени компенсировало Ивану IV эту неудачу заво­евание Сибирского ханства (1582—1584) отрядом строгановских ка­заков во главе с Ермаком, а также широкое развитие торговых от­ношений с Англией после появления в 1553—1554 гг. ее торговых судов в устье Северной Двины. И то и другое было, в сущности, слу­чайностью. Но и тем и другим Москва сумела воспользоваться сполна. В 1584 г. в устье Северной Двины построили Архангельск как морской порт для ярмарочного торга с англичанами, которым пре­доставлялась возможность торговать на всем Русском Севере. В те же годы началось освоение Западной Сибири уже силами правит» тельства, а не одних купцов и промышленников Строгановых. В Сибири развернулось строительство множества городов со «стольным» Тобольском во главе. Во время правления Федора Ивановича (1584—1598) и Бориса Федоровича Годунова (1598—1605) в Московском государстве сохра­нилась тенденция расширения государственных границ, причем главный упор делался на разрешение балтийской проблемы.

В январе 1590 г. в войне со Швецией русским войскам удалось захватить Ям, блокировать Копорье и окружить Нарву. У ее стен было заключено перемирие, по которому шведы освободили ранее захваченные ими русские крепости Ивангород и Копорье. Русь вер­нула себе морское побережье между Нарвой и Невой.

Предпринятая шведским королем Юханом III попытка взять ре­ванш закончилась безрезультатно. Его послы были вынуждены в мае 1595 г. в городе Тявзине подписать договор с Москвой, по которому Русскому государству возвращалась крепость Корела. В результа­те оно получало выход к Балтийскому морю, но не имело права стро­ить здесь крепости и держать морской флот. Поэтому фактически балтийский вопрос по-прежнему оставался нерешенным.

Тем не менее Московская Русь на рубеже XVI и XVII вв. не про­сто расширила свои территориальные владения. Впервые она выш­ла за пределы Русской равнины и, утратив свою первоначальную национально-этническую однородность, превратилась в многонаци­ональное государство. Одновременно было разрушено и прежнее религиозное единство страны. Все это, естественно, вносило суще­ственные коррективы в обустройство и организацию защиты ее но­вых рубежей. Главная же трудность заключалась в резком несоот­ветствии размеров территории с ее заселенностью.

С началом собирания русских земель вокруг Москвы и до конца XVI в. территория государства выросла более чем в 12,5 раза, дос­тигнув 5,4 млн. км². А населяло ее всего лишь около 13 млн. человек, в то время как, например, во Франции того периода, совершенно несопоставимой по территории с Русью, проживало уже около 18 млн. чел овею.

Период с 1598 по 1613 г. в истории России известен как Смутное время. Глубокий политический кризис, в котором находилась стра­на, внешне был вызван пресечением династии Рюриковичей со смер­тью сына Ивана Грозного — бездетного царя Федора. Это было вре­мя появления боярских царей и ставленников Польши: Бориса Го­дунова, Лжедмитрия I, Василия Шуйского, Лжедмитрия И. С 1610 по 1613 г. в России вообще не было царя. Государство крайне ослаб­ло, что не замедлило сказаться на обустройстве и охране его рубе­жей и границ. Они оказались практически незащищенными от мно­гочисленных противников Руси. Да и само существование государ­ства было поставлено под вопрос. Ему реально угрожало подчинение Польше, воспользовавшейся ослаблением своего главного сопер­ника и предпринявшей широкомасштабную военную интервенцию на Русь.

Началом преодоления кризиса и вместе с тем восстановления границ Русского государства явилось изгнание поляков из Москвы и возведение на царский престол в 1613 г. новой династии — бояр Романовых, находившихся в родстве с последними Рюриковичами.

Таким образом, с конца XIV до начала XVII в. московские князья проделали титаническую работу по собиранию земель раздроб­ленной, обессиленной Руси в единое, мощное государство, которое затем продемонстрировало беспрецедентное по масштабу и стре­мительности расширение своих границ. Московская Русь стала не только достойной преемницей Древнерусского государства, но и значительно превзошла его по своей территории и мощи, выйдя на принципиально новый этап развития. Разрозненные русские зем­ли, подчинявшиеся сотням удельных князей, объединились под вла­стью одного великого князя Московского, ставшего царем — вели­ким государем всея Руси.

Формирование территории Русского государства шло не столько под знаком простого территориального расширения, сколько под знаком целенаправленного увеличения экономического потенциа­ла, направленного на достижение полной независимости от других стран. Благодаря этому Московская Русь смогла не только окреп­нуть и собрать необходимые силы для того, чтобы избавиться от ига золотоордынских ханов, но и стать мощнейшим государством с тер­риторией в несколько миллионов квадратных километров, с кото­рым вынуждены были считаться и князья, и короли, и султаны, и ханы во всем мире.

Собирая русские земли, московские князья уделяли самое при­стальное внимание обустройству общерусских границ. При этом здесь стали решаться задачи не только обеспечения военной защи­ты страны, но и в целом ее национальной безопасности.

Достигнув небывалого могущества, Московская Русь в интере­сах дальнейшего укрепления собственного экономического потен­циала и обеспечения безопасности своих границ завоевала терри­тории Казанского, Астраханского и Сибирского ханств. Из однона­циональной, единоверной страны она превратилась, по существу, в многонациональную, разнорелигиозную империю. При этом грани­цы Руси раздвинулись от Северного Ледовитого океана до Каспий­ского моря и почти от Днепра до восточных окраин Западной Сиби­ри. Глубокий кризис в стране чуть было не перечеркнул двухвеко­вые усилия русских людей по возрождению родины. Но Русь смогла выстоять, преодолеть трудности смуты, самозванства, иностран­ной интервенции и восстановила свою государственность с новой царской династией, которая последующие 300 лет управляла вели­кой державой.

 

2.2. ОРГАНИЗАЦИЯ ВООРУЖЕННОЙ ОХРАНЫ И ЗАЩИТЫ ГРАНИЦ И РУБЕЖЕЙ

 

Около трех веков шел процесс объединения русских земель, ко­торый привел к образованию нового централизованного Московского государства.

Все это время политический курс московских великих князей, а позже русских царей встречал самое активное противодействие со стороны держав, владевших или стремившихся завладеть рус­скими землями. В итоге новому государству Рюриковичей пришлось не только решать задачу формирования территории, но и органи­зовывать охрану и защиту своих рубежей. Параллельно с воссое­динением русских земель шел процесс выработки и совершенство­вания политики Московского государства по организации вооружен­ной охраны и защиты его территории и границ от любых посяга­тельств извне.

Формирование службы по охране границ Московского государ­ства происходило на основе того исторического опыта, который был накоплен в Киевской Руси и сохранился как военно-историческое наследие русского народа./Обратиться к нему более основательно Московия смогла лишь после поражения золотоордынского войска на Куликовом поле. Значение порубежной службы возрастало по мере становления и укрепления централизованного государства, а также осознания необходимости создания в нем целостной систе­мы национальной безопасности. Службе охраны и защиты рубежей и границ в этой системе отводилось одно из центральных мест.

На всем протяжении длительного исторического периода, о ко­тором мы ведем речь, понимание сущности охраны и защиты рубе­жей и границ в Московском государстве практически не менялось. Фактически сложилась целостная система официальных взглядов на организацию деятельности государства по обеспечению его бе­зопасности (военной в первую очередь)непосредственно на окраи­нах — рубежах и границах. Для всего рассматриваемого периода было характерно достаточно четкое разграничение понятий «охра­на рубежей и границ» (на языке того времени — украин или госуда­ревых украин) и «их защита». Под охраной границ понималось сво­евременное обнаружение подготовки или вооруженного вторжения врага в пределы государства и недопущение внезапности его arpecV) сии для великого князя (государя), приграничных воевод и местно­го населения. Цель охраны границ заключалась в обнаружении на самых ранних этапах вооруженных враждебных действий соседних стран и народов против Московского государства и в создании мак­симально возможных благоприятных условий для организации от­ражения вражеских вторжений в государственные пределы.

Задача приграничных сторожей главным образом заключалась в непрерывном слежении за противником на окраинах, в установ­лении направлений и планов его вооруженных вторжений в преде­лы страны, а также в оперативном оповещении об этом великого князя (государя) и приграничных воевод.

Под защитой окраин Московского государства понималась дея­тельность великих князей (государей) и собранной ими рати (позже постоянного войска или части его) по осуществлению вооруженного отпора агрессии неприятеля.

Деятельность первых московских князей, от Ивана Калиты до Дмитрия Донского, по организации охраны и защиты окраин воз­рождавшегося единого Русского государства была активно продол­жена их потомками.

Тайные притоны и караулы, расположенные по Хопру, Дону, Быстрой и Тихой Сосне, по Воронежу, перед Куликовской битвой оказали Дмитрию Донскому и его войску неоценимую помощь. Они показали, насколько эффективна может быть дальняя разведка не­приятеля. Поэтому для проведения широкомасштабной разведки в Московском государстве была учреждена специальная стража.

Специфика поставленных перед ней целей и задач обусловила форму действий стражи, принципиально отличавшуюся от воен­ных, — непрерывную службу исключительно на окраинах государ­ства.

Необходимо подчеркнуть, что в Московском государстве, как и в Киевской Руси, существовало заметное различие в организации службы на западных и северо-западных границах и границах юж­ных и восточных. Это объяснялось тем, что на северо-западе и за­паде Московия непосредственно соприкасалась с достаточно густо заселенными государствами. Здесь не существовало широкой «бу­ферной» зоны, практически безлюдной, которая была на юге и вос­токе. Западные и северо-западные границы, как и несколько веков назад, охраняли и защищали жители, ратники, служилые люди, воинские гарнизоны приграничных городов-крепостей. В периоды наибольшей опасности сюда выдвигались крупные силы московс­кой рати (позже войска) великого князя (государя).

По мере укрепления Московского государства и расширения его территории на запад великокняжеской рати, а затем и государеву войску все чаще приходилось вести боевые действия на этом направ­лении с соседями-врагами за право владеть русской землей. Напри­мер, только с 1492 по 1595 г. Москва трижды воевала со Швецией и семь раз с Польшей, Литвой и Ливонией. В общей сложности войны заняли около 50 лет. Поэтому можно с уверенностью сказать, что московская княжеская рать и государево войско в XV — начале XVII в. практически не покидали западные и северо-западные гра­ницы государства, неся постоянную нелегкую службу по их охране и защите. Основные же усилия государства по становлению, развитию и совершенствованию собственно сторожевой порубежной службы в конце XIV — начале XVII в. были сосредоточены на южном и юго­восточном направлениях. В целом здесь (за исключением казанс­ких границ) московские князья и государи старались придерживать­ся оборонительной политики. Сдерживание воинственных южных и юго-восточных соседей достаточно часто достигалось посредством заключения с ними мирных договоров и приношения ханам доро­гих подарков. Так, Иван III долгие годы поддерживал дружеские отношения с крымским ханом Менгли-Гиреем.

И все же на южных и восточных окраинах Московского государ­ства было неспокойно. Орды крымчаков, ногайцев и казанцев по-прежнему несли на русскую землю смерть, разорение, рабство.

С ростом территории и расширением границ экономический по­тенциал Московского государства, бесспорно, увеличивался. Но при­рост экономических возможностей и людских резервов был совер­шенно несопоставим с увеличением территории и протяженности границ. Собираемая в годину военной опасности великими московс­кими князьями рать (а затем и государево войско) оказывалась все далее от окраин страны и не могла, просто не успевала, своевремен­но встать перед вторгавшимися на Русь врагами.

Поэтому все острее чувствовалась необходимость создания спе­циальной службы, которая бы надежно охраняла окраины государ­ства от внезапных вторжений врага, своевременно оповещала об этом великого князя, фактически обеспечивая заблаговременный сбор рати и выдвижение ее навстречу противнику.

Создаваемая служба по мере формирования единого центра­лизованного русского государства постепенно перерастала из служ­бы дальней разведки в службу охраны границ, а люди, выполняв­шие эту нелегкую и опасную работу, стали составлять специаль­ную стражу на границе. С распространением границ Московского государства на юг и во­сток и с подчинением Нижегородского, Муромского, Рязанского и других княжеств число сторож здесь стало увеличиваться. Веду­щая роль в становлении и развитии этой службы на начальном эта­пе принадлежала исключительно великим князьям. От их личных решений и приказов зависели направления ее развития.

Государственный аппарат управления еще не сложился. Вся власть концентрировалась в руках московских князей (государей), которые отнюдь не ориентировались на какую-либо законность или нормы договорного права. Они рассматривали государство как свою вотчину, которой можно распоряжаться по собственному разуме­нию. Поэтому говорить о какой-либо нормативно-правовой базе но­вой государственной службы в конце XIV — начале XVI в. не при­ходится. Служба развивалась в соответствии с обстановкой на ок­раинах страны, по решению великих князей и их личным указани­ям приграничным воеводам. Так, указом 1468 г. великий князь Иван III Васильевич разослал сторожей в приграничные города Муром, Нижний Новгород, Кострому и Галич, повелевая им «наблю­дать осторожность от Казанских наездов».

Не менее показательны и решения великих московских князей об использовании у себя на службе по охране южных и юго-восточ­ных окраин государства татарских царевичей и мурз, бежавших в Москву для защиты от родовых кровавых междоусобиц. Великий князь Василий Васильевич Темный, например, отдал царевичу Ка­сыму Звенигород, откуда тот в 1449 г. ходил походом на ордынцев. И в дальнейшем Касым со своими воинами не раз выступал на за­щиту южных окраин Руси.

При Василии II и Иване III «татарский городок» Касимов на Оке был призван исключительно защищать русские рубежи от набегов ордынцев. В 1497 г. в правление изгнанному из Казани хану Мег- мет-Аминю были отданы русские приграничные города Кашира, Серпухов и Хотунь.

Крепла мощь государства, и великие князья стали находить воз­можность собирать «рать воинскую» не только в моменты вражес­кого вторжения, но и на долгие месяцы (обычно летние) для несения постоянной службы на границах. Князь повелевал собрать войско и направлял его на Оку и Угру, по которым в то время проходили мос­ковские границы. Воеводы с ратниками не могли сойти с этих рубе­жей без личного дозволения великого князя. Они были обязаны не допускать любых попыток ордынцев переправиться через реки и вторгнуться в глубь страны.

Так, на основании великокняжеских решений ежегодно стали набираться на ратную службу «мужи лучшие», которые стояли ис­ключительно на государственных границах и защищали их. Мос­ковские князья из своей казны выделяли специальные средства на их обеспечение. Большую и фактически временную рать князья со­бирали лишь в случае серьезной опасности государству. Например, в 1472 г. границу на Оке защищали ратники под руководством вое­вод Петра Федоровича Челядина и Семена Беклемишева. Они ре­шительно встали на пути татарского хана Ахмата, не позволив ему переправиться через реку. В 1480 г. хан Ахмат вновь попытался вторгнуться на Русь, переправившись через Оку. Но узнав, что у всех мест, где планировал форсировать реку, стоят воины великого князя Московского, изменил свое решение и повернул к Литве. Таких примеров можно привести множество.

И все же прошли годы и даже десятилетия, прежде чем удалось восстановить элементы государственной службы на границах Руси. Это был длительный этап формирования охраны границ уже Мос­ковского государства, который фактически продолжался до начала 20-х гг. XVI столетия, когда стала создаваться централизованная сторожевая служба.

Московские великие князья обратились к совершенствованию охраны границ лишь после трагических событий 1521 г., когда крым­ский хан Мухаммед-Гирей предпринял большой поход на Русь. Сторожевая служба тогда «не выполнила полностью своих задач: до самого последнего момента русские воеводы не знали, где имен­но крымское войско намеревалось «перелезть» Оку». Кроме того, Василия III в начале XVI в. к этому подталкивало и общее ухудше­ние отношений его «вотчины» с ближайшими соседями, особенно на южных и юго-восточных границах. На южной давала себя знать аг­рессивность крымского хана, которого поддерживали Польша и Литва, росли антимосковские устремления Казанского ханства.

В 1497 г. в Московском государстве принят первый свод российс­ких законов — Судебник Ивана III, который способствовал укреп­лению государства, формированию органов его управления.

\ В начале XVI в. уже не только великий князь занимался вопро­сами охраны и защиты окраин государства. Важную роль стали иг­рать правительство и госаппарат страны. Появились предпосылки Для утверждения и расширения нормативно-правовой базы обес­печения безопасности государственных границ. Именно к 1512 г. от­носится первая «роспись» русских полков для обороны «крымской Украины». Воеводы с полками располагались вдоль берегов Оки, Осетра, Упы и Угры. Охрана «берега» от татарских вторжений в этот период превратилась в общегосударственную повинность, на р. Оку приходили военные отряды из самых отдаленных городов. Например, «перевоз на Кашире» охранял отряд из Великого Устю­га, так же «стояла сила устюжская заставою на стороже на реке Оке, на устье реки Угры от Орды».

Наряду с «указами», «повелениями», «приговорами» великого князя Московского о заступлении полков для непосредственного несения службы по защите границ государства стали появляться и документы (своеобразные наставления), которые регламентирова­ли организацию этой службы, фактически определяя тактические приемы борьбы с набегами воинственных соседей Руси.

Примером подобного «наставления» может служить дошедший до нас «Наказ к угорским воеводам» 1512 г., то есть к воеводам, не­сшим службу по защите границы по берегу р. Угры. Угорским вое­водам предписывалось «людей расставить по берегу, вверх… и вниз по Угре до устья, по всем местам, где пригоже». Таким образом орга­низовывалась сплошная оборонительная линия «на берегу», имев­шая целью не допустить прорыва татарской конницы в глубь стра­ны⁵³. Вместе с тем «Наказ» предусматривал и активные действия воевод «за рекой». Однако и в этом случае сохранялась оборони­тельная линия «по берегу». Воеводы обязаны были оставить здесь, на основном рубеже, «детей боярских не по многу, и пищальников, и посошных».

Это первые на Руси правовые документы, регламентировавшие государственную службу по охране и защите рубежей, а также оп­ределявшие порядок ее организации и несения на берегах Оки, Угры и других пограничных рек специально собираемыми полками.

Иван IV Грозный, приняв в 1547 г. царский титул, многое сделал для укрепления самодержавной власти и усиления централизован­ного Московского государства. Его ближайшее окружение, так на­зываемое правительство Избранной рады (1549 — 1560), провело многочисленные реформы центрального и местного управления. В системе центрального государственного управления стала дей­ствовать целая система специализированных приказов. Высшим ор­ганом военного управления был Разрядный приказ. Он ведал слу­жилыми людьми и вел книги о назначении их на военные, граждан­ские и придворные должности. В военное время приказ собирал вой­ско, распределял его по полкам, назначал воевод, а также руково­дил боевыми действиями. В середине XVI в. в Московском государстве создается первое постоянное стрелецкое войско.

Происшедшие перемены непосредственно отразились на госу­дарственной политике по организации вооруженной охраны и за­щиты границ.

/ В этот период была значительно укреплена оборонительная ли­ния «на берегу» р. Оки. При защите южных рубежей стали активно использоваться пушки (наряд) и огнестрельное оружие (пищали). С таким вооружением русские полки ежегодно стояли «по берегу на вылазах от Коломны и до Каширы, и до Сенкина, и до Серпухова, и до Калуги, и до Угры»⁵⁶. Приграничные воеводы со своими полка­ми находились теперь южнее Оки — в Туле, Одоеве, Пронске, где начала складываться передовая линия обороны государства.

В 40-х гг. XVI в. «берег» стал уже второй линией обороны, а пер­вая, передовая, проходила через крепости Пронска, Михайлова, Зарайска, Тулы, Одоева, Белева, Козельска, Карачева, Мценска. С 1541 г. прекратилась «роспись» приграничных воевод на р. Угре — этот район превратился в глубокий тыл, прикрытый городами «от поля». Одновременно появились гарнизоны московских воевод в Новгороде-Северском, Путивле, Чернигове, Рыльске, которые взя­ли под защиту «северскую украину». Все это способствовало тому, что долгие годы крымские набеги надежно сдерживались на рубе­же «польских» городов.

Успехам в защите «государевых украин» в большой степени спо­собствовала собственно сторожевая служба на рубежах страны. При этом значительно расширилась нормативно-правовая база ее орга­низации и несени^. К сожалению, современная историческая наука не располагает всеми принятыми тогда документами, регламенти­ровавшими службу порубежников. Доподлинно известно лишь, что ею ведал Разрядный приказ, который планировал и организовывал службу в соответствии с указами царя и приговорами Боярской думы. Однако можно предположить, что в стране существовали до­кументы, по которым вплоть до начала 80-х гг. XVI в. определялись цели и задачи этой службы, проводились «росписи», когда, где, кому и как ее нести, кто отвечает за ее организацию и результативность и т.д. В более поздних документах, регламентировавших эти же воп­росы, довольно часто отмечалось, что решать их надлежит «по пре­жнему обычаю» или в соответствии со статьями «прежнего распо­рядка». Да и сам факт существования к 1571 г. на границах Мос­ковского государства 73 сторож при их официальной «росписи» по 12 разрядам с точным указанием пунктов расположения, участков ^и направлений несения сторожевой службы также свидетельству­ет о наличии в тот период соответствующих государственных доку­ментов. .

Высокая требовательность Ивана IV и его госаппарата в отно­шении безусловного выполнения принятых документов укрепили еторожевую службу, повысили ее эффективность. Даже небольшим отрядам крымских татар все сложнее становилось совершать набе­ги на русские земли. Об этом заблаговременно узнавали пригранич­ные воеводы и царь, успевая организовать должный отпор агрес­сорам.

Например, во время большого крымского похода 1552 г. русские воеводы и Иван Грозный заранее получили от сторожевой порубеж­ной службы известие о том, что «царь Крымский на Русскую землю идет со многими людьми». Сторожа сообщили, что крымское войско и турецкая артиллерия идут на «Рязань и к Коломне». Русские пол­ки в срочном порядке выдвинулись туда. Узнав об этом, крымский? хан повернул войска на Тулу. Но проведав, что и туда направилось подкрепление, хан «побеже от града с великим срамом».

В течение двух последующих десятилетий (1550—1570) Москов­ское государство смогло не только предотвратить набеги в глубь страны, но и начать быстрое освоение значительных пространств Дикого поля, возведя целую серию городов на верхней Оке и в бас­сейне Донца и Дона.

С присоединением во второй половине XVI в. к Московскому госу­дарству Поволжья, Ногайской Орды, большой части Сибирского хан­ства от Ивана IV и его правительства потребовались дополнительные усилия по охране и защите границ. Это было вызвано активным во­оруженным противодействием со стороны Крыма и Турции.

УВ 1569 г. Турция безуспешно попыталась овладеть Астраханью. В 1570 г. крымское войско предприняло походы в окрестности Ряза­ни, Каширы и Новосиля. В Москву в этот год из Данкова, Путивля, Тулы и Новосиля приходили сведения о движении «тысяч тридца­ти» татар в районе рек Северского Донца, Патудаки и Дона. Иван IV лично возглавил крупные силы, выдвинувшиеся в Серпухов на­встречу врагу. Однако татары к Оке не пришли, и царь со всеми бо­ярами и воеводами решил, что «станичники во всех местах, где… видели людей… до тридцати тысяч, то солгали».

Именно поэтому Иван Грозный предпринял попытку улучшить организацию службы сторожей на «государевых украинах». 1 ян­варя 1571 г. он назначил главным ее начальником «знаменитейшего воина своего времени» боярина князя Михаила Ивановича Воротын­ского из рода Рюриковичей. Предписав ему дать службе «лучшее устройство», царь придал в помощь Воротынскому «для освидетель­ствования и назначения сторож на месте» князя Михаила Тюфякина, дьяка М. Ржевского, Юрия Булгакова и Бориса Хохлова. Все они не только хорошо знали Степь, но и слыли «опытными служаками, знаменитыми подвигами воинами». М.И. Воротынский занял ведущее место в Разрядном приказе, так как царь повелел ему «ведати станицы и сторожи и всякие свои государевы польские служ­бы». С этого времени сторожевая и станичная служба получает более четкую регламентацию, основанную на хорошо проработан­ной нормативно-правовой базе.

7 января 1571 г. М.И. Воротынский приказал дьяку Андрею Клобукову «доискатись станичных прежних списков» и начал дело «подробными справками и допросами о настоящем состоянии этой службы и о всем, в чем она требовала изменения, и что можно было оставить в прежнем виде».

Для установления точных мест несения сторожевой и станичной службы по приказу царя были посланы «в поле» на крымскую сто­рону князь Михаил Тюфякин и дьяк Ржевский, а на ногайскую — Юрий Булгаков и Борис Хохлов. Фактически им ставилась задача провести рекогносцировку на местности по вопросу практической организации пограничной службы и расчет необходимых для нее сил и средств.

 

‘ Дьяк — высшая должность в приказе. Обычно вел приказное производство.

В результате этой работы служба по охране «госуда­ревых украин» получила несколько правовых документов, которые внесли серьезные изменения в ее организацию.

Первым из таких документов стал приговор князя М.И. Воротын­ского «О станичной и сторожевой службе на государевых украинах и в степи», который был утвержден по государеву указу в Разряд­ном приказе 16 февраля 1571 г. В исторической литературе он под­час именуется «Общим уложением…», «Уставом…» или «Боярским приговором о станичной и сторожевой службе». В большей степени приговор касался системы донецких сторож и станиц, высылаемых из Путивля и Рыльска на Северский Донец. Это были самые юж­ные, передовые районы несения сторожевой службы. Вместе с тем приговором должны были руководствоваться и другие сторожа «из всех украинных городов на польских сторожах».

Приговор — первый дошедший до нас законодательный доку­мент, в котором достаточно четко были определены цели и задачи сторожевой и станичной службы, принципы и способы ее несения, нормы, порядок и правила выделения необходимых сил и средств Для достижения ее максимальной эффективности.

Внимательное изучение приговора позволяет сделать вывод о том, что данный документ, по сути, был самым настоящим боевым Уставом службы по охране границ Московского государства в пос­ледней трети XVI в. Он определял виды, формы и способы действий порубежников при несении ими службы, обнаружении противни­ка, но не лишал возможности проявления разумной инициативы.

Приговор предусматривал строгий порядок взаимодействия сторо­жей и станичников с соседними сторожами и станицами, с воевода­ми или наместниками близлежащих городов. В нем четко расписы­вался порядок подчиненности всех должностных лиц этой службы, что, несомненно, способствовало улучшению ее организации, а так­же правила подготовки и проверки готовности сторожей и станиц к несению службы.

Одновременно приговор Воротынского законодательно вводил дисциплинарную ответственность сторожей и станичников за стро­гое соблюдение его требований. Так, сторожам запрещалось съез­жать со сторож, «не дождався собе обмены», под угрозой «быти каз­ненными смертью». Если же при проверках, проводимых должнос­тными лицами (воеводы, головы, специально назначенные надсмот­рщики), оказывалось, что сторожа и станичники службу несут «не­брежно и неусторожливо и урочищ не доезжают», то они получали телесное наказание «кнутом». Предусматривал приговор и денеж­ные штрафы: за лишние дни, проведенные в стороже в ожидании запоздавшей смены, с опоздавших разрешалось взыскивать по по- луполтине на человека за день.

Приговор запрещал, «не быв на сакме и не сметив людей и не доведовався до пряма, на которые места воинские люди пойдут», ез­дить с ложными вестями. Правда, какого-либо наказания за лож­ные вести не предусматривалось. Как полагал C.JI. Марголин, угро­за такого наказания могла связать сторожей и станичников и при­вести к опасным промедлениям. Организаторы сторожевой и ста­ничной службы предпочитали идти на риск получения неправильной информации, нежели сужать ее источники. С уче­том всего сказанного можно вполне согласиться с теми историками, которые предлагают считать приговор от 16 февраля 1571 г. Уста­вом сторожевой и станичной службы Московского государства.

Показательно, что государство, наряду с высокими требованиями к сторожам и станичникам, в этом же документе обязывалось вып­лачивать им за добросовестную службу строго оговоренное вознаг­раждение «по прежнему обычаю» после того, как они, «до урочищ до своих доехав, с поля приедут». Предусматривалось и возмеще­ние убытков, понесенных порубежниками в ходе выполнения слу­жебных обязанностей.

Приговор Воротынского имел очень важное значение для реор­ганизации службы на границах государства, став основой дальней­шего совершенствования и развития ее нормативно-правовой базы. Taк, уже 18 февраля 1571 г. принят другой Боярский приговор, ко­торый внес изменения в существовавшую ранее кадровую политику комплектования сторожевой порубежной службы. Он отменил некоторые статьи «прежнего распорядка» и ввел новые. Официаль­но этот приговор состоял из двух постановлений. Первое — об осво­бождении от сторожевой службы рязанских месячных сторожей и о назначении на их место на сторожи казаков из всех «украинных городов» по «росписи». 300 рязанских сторожей было велено пере­нести в полковую службу.

Второе постановление называлось «О Путивльских севрюках». В нем севрюки признавались неспособными к исправному несению порубежной службы, так как было установлено, что они «стоят на сторожах неусторожливо, воинские люди на государевы украины приходят безвестно, а они того не ведают, и вести от них прямые николи не бывают, а приезжают с вестями ложными». Вместо них на донецкие сторожи предполагалось посылать детей боярских из Путивля, Рыльска, Почапа и Новгорода-Северского. Одновременно предусматривалось набрать в Путивле и Рыльске для несения по­стоянной сторожевой службы около тысячи человек городовых ка­заков или «сколько пригожее» в зависимости от наличия свободной земли, которую необходимо было им выделять за службу.

Таким образом, Боярским приговором от 18 февраля московская администрация, и руководство Разрядного приказа в первую оче­редь; попыталась придать сторожевой службе на «украинах» и «в поле» характер постоянной государственной службы, которую должны были нести с высоким чувством ответственности постоян­ные «государевы служилые люди» — дети боярские и казаки. Служ­ба по найму перестала приветствоваться.

21 февраля 1571 г. по государеву указу М.И. Воротынский утвер­дил еще один документ — «О назначении мест, где стоять головам в поле». Этим документом в штат сторожевой и станичной службы официально вводились четыре новые руководящие должности — так называемые головы в поле, которые с особыми отрядами ста­ничников (детей боярских и казаков) должны были охватить служ­бой все пространство степи от Волги до Вороны, Оскола и Донца⁷⁶. Перед ними ставились две основные задачи: первая — осуществ­лять надзор за исправностью несения службы сторожами и станич­никами из украинных городов, высылаемыми по «росписи», вто­рая — оказывать им реальную помощь в несении службы.

Севрюки — местные жители Северской земли, не состоявшие на постоянной «государевой службе» , а лишь несшие сторожевую службу на донецких сторожах по найму (на современном языке — вольнонаемные).

Приговором от 27 февраля сторожевая служба, бесспорно, значительно усиливалась, так как за три смены на границы дополнительно выезжали 12 голов в поле и с ними 1353 станичника, «всегда готовых в бой и на посылку».

Но не только этим был примечателен данный документ. С одной стороны, он еще более придавал сторожевой службе «в поле» обще­государственный характер: теперь для нее выделялись люди иа Мурома, Мещеры, Рязани, Тулы, Каширы, Кропивны, Данкова, Орла, Мценска, Новосиля, Дедилова, Казани, Свияжска, Алатыря, Темникова, Кадомы, Шацка и Ряжска. А с другой стороны, в приго­воре от 27 февраля, пожалуй, впервые на государственном уровне было зафиксировано, что Московское государство из однонародно­го стало многонациональным. Вместе с этим и защита его границ и рубежей становилась делом всех народов, входивших в состав го­сударства Ивана Грозного. Теперь к «государевой сторожевой служ­бе» предписывалось привлекать татар, чувашей и мордву. Из 1353 станичников 270 надлежало набирать из этих народов (без учета национального состава призывавшихся на службу казаков).

Результативными оказались поездки на крымские и ногайские «украины» и «в поле» М. Тюфякина, М. Ржевского, Ю. Булгакова и Б. Хохлова. После их кропотливого «дозора» были составлены но­вые «росписи» для сторож и станиц с точным определением мест, «где стояти сторожам» или «к которым урочищам и до коих мест… станицам ездити», преодолеваемых расстояний, а также с указани­ем, куда доставлять «вести» о противнике и сколько выделять для службы людей и т.д.

В дальнейшем такие «росписи» стали ежегодными. Они посто­янно уточнялись, на каждый год расписывались с учетом изменяв­шейся обстановки и утверждались руководителем сторожевой и ста­ничной службы. После представления государю и получения его указа о введении этих «росписей» в действие они принимали харак­тер подзаконодательных актов и были обязательными к исполнению на весь срок действия (год или более) всеми должностными лицами.

Причем эти нормативно-правовые документы носили не только организационный характер, но и политический. М. Тюфякин, М. Ржевский, Ю. Булгаков и Б. Хохлов, определяя пути разъездов, оставляли на них специальные «метки для ездоков, где им съезжать­ся друг с другом». Например, на огромном дубе, росшем у истоков р. Миуса, был высечен крест, а на дубе в верховьях р. Орели — вы­биты имена Тюфякина и Ржевского, год, месяц и число. Таким об­разом, сторожевая администрация Разрядного приказа в соответ­ствии с царскими указами стала обозначать в государственных до- 78 кументах («росписях») и на местности границы интересов Московс­кого государства.

В дальнейшем, уже на уровне государевых указов, на местности начали обозначать новые территории, которые московские цари зак­репляли за собой. Примером тому могут служить царские указы о строительстве городов, все более проникавших в глубь степи. Так, ? марта 1586 г. был принят приговор по царскому указу построить два новых города — Ливны и Воронеж. Около 1592 г. на р. Быстрая Сосна построили Елец, в 1595 г. — Кромы. В конце царствования Фе­дора Ивановича был построен Белгород, выдвинувшийся далеко в степь, за линию других «украинных» городов. Города возводились исключительно в целях закрепления за Московским государством новой территории и совершенствования сторожевой службы на его южных окраинах. Все принимавшиеся в дальнейшем документы, как на уровне царя и Боярской думы, так и Разрядного приказа, лишь расширяли нормативно-правовую базу сторожевой и станич­ной службы Московского государства, всячески способствуя улуч­шению ее организации и повышению эффективности.

В итоге сторожевая и станичная служба на южных и юго-восточ­ных рубежах государства Ивана IV достаточно быстро окрепла. Следует отметить, что именно она сыграла немаловажную роль в разгроме в 1572 г. войска крымского хана, вторгшегося в пределы Руси. Князь М.И. Воротынский оказался на высоте. К сожалению, по ложному навету «царская немилость» преждевременно прерва­ла его жизнь, и начатое дело не удалось закончить. Однако Иван Грозный уже признавал сторожевую службу одним из важнейших отделов государственного аппарата и стремился всячески ее усо­вершенствовать. Исходя из этого, он назначил на «освободившую­ся» должность знаменитого сановника, «близкого себе по родству и доверенности», боярина Никиту Романовича Юрьева.

Н.Р. Юрьев организовал службу в соответствии с полученным в феврале 1574 г. царским приказом, «как ему ведати станицы и сто­рожи и польские службы». Сам приказ до нас не дошел, но в целом видно, что кардинальных отступлений в последующей организации службы от приговора М.И. Воротынского не было. Принимались лишь незначительные изменения, которые уточняли и совершен­ствовали службу.

Правда, надо подчеркнуть, что в последующие годы, вплоть до Бориса Федоровича Годунова, четко прослеживалась тенденция к повышению спроса с данной службы с одновременным стремле­нием несколько улучшить ее материально-бытовое стимулиро­вание.                                                                                                      ,

Для надзора за несением службы непосредственно в сторожах и станицах вводились особые дозорщики из числа дисциплинирован­ных боярских детей. Причем ближайший надзор за сторожами по­ручался осадным головам, с которых теперь строго спрашивалось за подготовку людей, лошадей и рухляди к несению службы. С осад­ных голов могли даже взыскать деньги, если по их недобросовест­ности несвоевременно происходила смена на сторожах.

Таким образом, значение сторожевой и станичной службы в Мос­ковском государстве к концу XVI в. неизмеримо возросло. К ней ста­ли предъявляться высокие требования, но одновременно проявля­лась забота о повышении ее эффективности.

После смерти Бориса Годунова, во времена самозванщины и междуцарствия, московскому правительству некогда было думать об «украинах» государства и их укреплении. В этот период большая часть приграничных войск передвинута к Москве. И лишь после восшествия на престол царя Михаила Федоровича Романова про­цесс развития и совершенствования государственной политики по организации вооруженной охраны и защиты границ Московского государства получил свое закономерное продолжение.

 

2.3. СЛУЖБА НА ГРАНИЦАХ И РУБЕЖАХ

 

После победы на Куликовом поле московские великие князья за­нялись территориальным расширением пределов своего княжества и усилением его экономической и военной мощи. Однако почти сто лет для Москвы остро не вставал вопрос о выделении специальных сил, которые бы несли постоянную службу на окраинах княжества. Это объяснялось тем, что в военных походах, предпринимавшихся на русские земли как с запада, так с юга и юго-востока, разорению чаще всего подвергались княжества, лежавшие на внешних грани­цах Руси. Лишь в конце XV в., при Иване III, эта проблема стала первостепенной, жизненно важной для Москвы.

Объединив к началу XVI в. под своей властью практически все земли северо-западной и северо-восточной Руси, Московское госу­дарство вошло в непосредственное соприкосновение со Швецией, Польшей, немецкими землями, татарскими ханствами. Эти государ­ства, включая и саму Москву, имели амбициозные устремления и далеко идущие планы, направленные на расширение своих прав на все новые и новые территории, на укрепление экономического и во­енно-политического влияния в Центральной и Восточной Европе. В результате возникали бесконечные межгосударственные конф­ликты и споры, которые достаточно часто разрешались с помощью военной силы. Например, только в первой половине XVI в. крымс­кий хан предпринял 48 походов на Русь. Для того чтобы своевре­менно получать сведения о намерениях противника и успешно про­тивостоять его агрессивным устремлениям, Московское государство развернуло активную деятельность по созданию комплексной сис­темы охраны и защиты своих границ и окраин.

В целом эта деятельность включала: строительство новых и ши­рокое использование уже существовавших ранее на окраинах госу­дарства городов-крепостей; размещение в них достаточно крупных гарнизонов ратных людей, способных сдержать и отразить вражес­кое вторжение; возведение и обустройство всевозможных препят­ствий, как природного, так и искусственного характера, на наибо­лее вероятных направлениях агрессии; создание специальной служ­бы раннего обнаружения и разведки сил и средств противника и оповещения о нем великого князя (царя) и приграничную админис­трацию, а также ежегодное формирование и выделение больших воинских сил для несения службы на окраинах государства.

Как видим, концептуально эти мероприятия почти ничем не от­личались от тех, которые проводились в Древнерусском государ­стве. Дело заключалось не в новой концепции, а в том, как реализо­вывался в новых исторических условиях накопленный веками опыт службы по охране и защите своих рубежей. Московские князья не только достойно воспользовались им, но и значительно обогатили.

Киевская Русь имела богатый опыт организации службы по ох­ране и защите своих рубежей на различных водных препятствиях (морское побережье, реки, озера). Но высшим достижением в этой области в Московском государстве было создание пограничной бе­реговой службы, которую организовали московские князья на бе­регах Угры и Оки.

Долгие годы эта служба носила временный характер. Для ее не­сения набирались полки русской рати из «детей боярских» и опол­чения лишь в тех случаях, когда к великому князю поступали «вес­ти» (донесения) о том, что к его границам движется неприятель. За­дачей этих полков было не допустить переправы татар через реку и отразить вторжение в пределы государства. При этом они выстав­лялись лишь на тех направлениях, откуда ждали татар.

Если полки успевали выдвинуться из центральных районов к берегам рек и разведка не ошибалась в определении места перепра­вы врага, то успех чаще всего сопутствовал русской приграничной Рати: «государевы украины» оставались неприкосновенны. Но так бывало не всегда. Подчас татары их опережали, переправлялись (главным образом через Оку) крупными силами, и Русь подвергалась опустошительному разорению, как случилось, например, в 1521 г. во время похода хана Мухаммед-Гирея. При Василии III бе­реговая рать стала постоянным сторожем, охранявшим границы страны от нападения татар.

С 1517 г. в разрядных книгах Московского государства начинаются ежегодные «росписи» служилых людей, набираемых ис­ключительно для несения пограничной сторожевой службы «на берегу».

Независимо от «вестей» об угрозах Руси со стороны татар мос­ковское правительство каждый год ранней весной (обычно с 25 мар­та) собирало значительные силы на берега Оки и Угры. Так, в 1512 г. воеводы располагались вдоль берега Оки — в Кашире, Серпухове, Тарусе, Рязани, на Осетре, Упе. На берегу Угры было сосредоточе­но 5 полков с 22 воеводами.

С этого момента охрана границ от татарских вторжений превра­тилась в общегосударственную повинность: на р. Оку приходили во­енные отряды из самых отдаленных городов. Они формировались из «детей боярских», «посошных» и «пищальников». Например, в 1513 г. при несении «береговой службы» боярские дети и «посошные люди» из разных городов охраняли «перелазы» и броды через Оку. Южнее Оки воеводы с полками стояли только в Туле, пере­довой крепости. Тульские места, прикрытые с юга широкой лесной полосой, были уже достаточно населены и прочно удерживались Русским государством. На Оке в этот период активно создавались береговые укрепления, в частности, на протяжении нескольких де­сятков километров двойные частоколы в четыре фута высотой. Рас­стояние между частоколами заполнялось землей. Из-за этих укреп­лений русские воины вели прицельную стрельбу по татарам, когда те форсировали реку. В постройке таких частоколов дворяне и боя­ре принимали долевое участие «соответственно размеру своих по­местий».

В конце 20 — начале 30-х гг. XVI в. для укрепления «берега» на Руси стали широко использоваться пушки и пищали, которые ста­вились в местах наиболее вероятных переправ противника через Оку. Впервые большое количество пушек здесь появилось в мае 1532 г. при подготовке к отражению нашествия крымского хангу[Гог- да на Оке «наряд был великий, пушки и пищали изставлены по бе­регу на вылазах от Коломны и до Каширы, и до Сенкина, и до Сер­пухова, и до Калуги, и до Угры. Добре было много, сколько и не бывало».

Для несения службы «на берегу» дворяне и дети боярские, со­гласно ежегодно получаемым из Разрядного приказа «повесткам», собирались в назначенный срок на установленных сборных пунк­тах. При этом им предписывалось быть «конными, людными и с ору­жием», указывалось необходимое число вооруженных людей и ко­ней. На сборных пунктах московские воеводы проводили смотры прибывших, после чего распределяли их по полкам. Большая часть сил выделялась на берег Оки. Здесь, как правило, стояло пять пол­ков: по одному у каждого из крупных городов-крепостей и один выд­вигался вперед для ведения разведки.

В зависимости от поступавших «вестей» о татарах ежегодно к несению береговой службы привлекалось 15—20 тыс. человек. В случаях же опасности большого крымского похода на Русь число собираемых ратников увеличивалось до 60—65 тыс. человек. Например, в 1534 г. кроме полков «на берегу» в одном только Боровске сто­яло 40 тыс. человек. Но такого большого сосредоточения военных сил против крымского хана удалось достичь ценой почти полного оголе­ния литовской границы. Однако подобные выдвижения русской рати к Оке были особыми, близкими к серьезному военному походу. В этих случаях, во-первых, войско возглавлял сам царь, выходив­ший к «берегу» со своим «двором», а во-вторых, сюда привозились московские пушки, которые защищали наиболее опасные «перела­зы» через Оку. Это была уже не постоянная приграничная «берего­вая служба», обычная для «украины» того времени⁹¹, а достаточно большая часть общей военной силы государства.

.Особенно окрепла береговая служба в 30-х гг. XVI в. Поход крым­ского хана Сагиб-Гирея в 1541 г. показал, что основная оборонитель­ная линия по берегу Оки достаточно прочна и надежна, чтобы сдер­живать даже объединенные силы татар. К этому времени здесь была создана сплошная оборонительная линия. Русские полки охраняли и обороняли теперь не только приокские крепости, но и все места возможных переправ противника, а также броды, по которым мог­ла пройти в центральные районы страны татарская конница. Кроме того, береговые конные полки стали усиливаться большим количе­ством артиллерии, которую поддерживали «почти тысяча пятьсот пехотинцев». Примечательно, что с 1541 г. прекратилась «роспись» воевод на Угре. В 1542 г., в самые опасные месяцы для несения служ­бы, «на берегу» были поставлены всего 16 воевод, а на границах с Казанским ханством и в волжских городах — более 20. В 1543 г. «на берегу» воеводы с полками стояли лишь в Коломне, Серпухове и Калуге. Остальные полки были выдвинуты за Оку, в глубь степи, в города Тулу, Оскол, Белев, Новгород-Северский, Путивль.

В конце первой половины XVI в. Московское государство значи­тельно продвинуло свои границы в южном и юго-восточном направ­лениях, и они также нуждались в постоянной охране и защите.

Б связи с этим московские князья, опираясь на опыт Киевской Руси, активно использовали защитные функции и мощь уже существовавших приграничных городов, достаточно часто прово­дя ремонт и полное переустройство их укрепленных стен и загра­дительных сооружений. Одновременно, по мере приращения новых территорий, строились и новые города. Характерно, что в качестве строительного материала стали более широко использоваться кир­пич и камень.

1На западе в различные годы рассматриваемого периода наибо­лее мощными городами-крепостями были Псков, Новгород Великий, Ивангород, Борисов, Смоленск, Новгород-Северский и др. Каждый из них выставлял сторожевые конные и пешие дозоры, которые не­сли непрерывную наблюдательную и разведывательную службу, извещая местных воевод о приближении вооруженного против­ника.

рродвигая государственные границы на юг и юго-восток, Мос­ковское государство параллельно стремилось обозначить и укрепить их новыми городами-крепостями. Старые города укреплялись и максимально приспосабливались к пограничной службе. К числу наиболее крупных относились Нижний Новгород, Муром, Касимов, Рязань, Кашира, Тула, Серпухов и Звенигород. Почти все они к мо­менту объединения княжеств северо-восточной Руси под властью Москвы располагались вдоль устойчивой границы государства, про­ходившей по Оке, и на начальном этапе рассылали по разным на­правлениям в степь свои разъездные станицы и сторожи, обеспе­чивая безопасность русских рубежей. А в случае нашествия при­нимали на себя первые удары кочевников, отражая или надолго сдерживая их продвижение в глубь страны.

Однако постепенно эти города стали составлять вторую линию укрепленных крепостей, перейдя в разряд «задних» или внутрен­них. В те времена они назывались «украинные», «украинские», то есть окраинные.

В годы правления Ивана Грозного Московское государство пред­приняло активное наступление на степь, укрепив там целый ряд городов. В числе «передних» русских городов оказались Брянск, Почеп, Стародуб, Новосиль, Волхов, Венев, Одоев, Серпейск, Ка­луга, Белев, Мокшанск и др.

К началу последней четверти XVI в. в разрядных «росписях» к городам первого разряда относились Алатырь, Темников, Кадома, Шацк, Ряжск, Новосиль, Мценск, Орел, Новгород-Северский, Рыльск, Путивль. Это была передняя линия крепостей Московского государства, «глядевших прямо в степь» (в поле) и официально 84 именовавшихся «польскими». Теперь главным образом они несли всю тяжесть сторожевой и станичной службы. Внутренние же го­рода высылали своих служилых людей на передовую линию лишь в случае острой нужды. В конце XVI в. при Федоре Ивановиче и Борисе Годунове за короткое время были построены новые, еще бо­лее южные пограничные крепости — Воронеж (1585), Ливны (1586), Елец (1592), Белгород, Оскол и Курск (1596).

Таким образом, Московское государство в соответствии со своей региональной пограничной политикой делало основной упор на стро­ительство и обустройство приграничных городов-крепостей, кото­рые одновременно решали задачи охраны и защиты его границ и рубежей.

Вместе с тем московские князья, учитывая опыт Киевской Руси, понимали, что одни лишь приграничные города-крепости, которые враг всегда мог легко обойти, не дают гарантий надежной охраны и защиты границ страны. Поэтому наряду со строительством городов- крепостей на путях возможного вторжения противника в пределы страны стали возводиться различные препятствия.

На западной границе, отличавшейся большим количеством ле­сов, болот, рек, в легкопроходимых местах между городами-крепо­стями или несколько впереди них, как и прежде, устраивали круп­ные завалы, засеки в лесах, рыли рвы, делали забои на реках, воз­водили другие укрепления и сооружения, которые составляли це­лую систему препятствий, затруднявших вторжение западных и северо-западных соседей на территорию Руси.

Но наибольшее распространение эти заграждения получили на южной и юго-восточной окраинах Московского государства. Здесь еще до объединения русских княжеств устраивались засеки, зем­ляные валы, глубокие рвы и т.д. Уже в конце XIII в. они стали при­обретать вид достаточно сложной оборонительно-заградительной системы. По мере укрепления Московского государства и объеди­нения усилий русских людей в обороне своих южных рубежей эта система стала превращаться в единый, весьма сложный оборони­тельный комплекс, который на языке того времени назывался черти, а позже в исторической науке получил название Засечной черты.

Первоначально Засечная черта возникла в районе среднего те­чения Оки. Шедшая с востока на запад, от Нижнего Новгорода че­рез Коломну до Серпухова, она состояла из лесных завалов, земля­ных валов, рвов и естественных водных препятствий, надолбов, реч­ных переправ и бродов, утыканных заостренными кольями. Свои­ми концами эта линия упиралась в лесные массивы. Леса как есте­ственные препятствия играли огромную роль в сдерживании стре­мительного вторжения кочевников в пределы Руси. Недаром крым­ские татары называли их «великими крепостями Московского цар­ства». Лесные завалы, засеки устраивались в целях их маскиров­ки от врага не на опушках, а в глубине лесного массива. При этом деревья, как и в Киевской Руси, рубили не у корня и не полностью, а примерно на высоте человеческого роста и валили в сторону про­тивника. Поваленное дерево оставалось лежать на пне. Высокие пни играли роль вертикальных столбов, скрепляющих завал и мешаю­щих разобрать его. Ширина лесных завалов обычно составляла от 10—20 до 50—60 сажен.

Приграничные леса, в которых устраивались засеки, в те времена назывались заповедными. Чтобы избежать их пожаров, рубки и ис­ключить возможность прокладывания в них троп и дорог, кроме тех, которые были на учете у воеводы, местному населению появляться в них запрещалось. За порчу засечных сооружений и порубку леса взи­мался штраф. Однако, вопреки запретам, тропы в лесах все же появ­лялись, и тогда на их месте в засеках устраивались заграждения в виде вкопанных в землю небольших острых кольев, которые стано­вились дополнительной преградой на пути вражеской конницы.

На открытых участках широко использовались как естественные преграды (реки, овраги, господствующие высоты, болота), так и ис­кусственные (валы с частоколами, плотины, волчьи ямы и пр. На­пример, на Кцынской засеке у Оки от «реки и до лесу было постав­лено 27 башен для приходу татарского», а между башен возведена сплошная высокая бревенчатая остроконечная стена.

[Вся черта подразделялась на отдельные засеки, или звенья, протяженностью до 20 км. Эти звенья назывались по тем населенным пунктам, мимо которых проходила черта, например, Тульская, Ка­ширская, Шацкая и т.п. В целом она являлась пограничной полосой отчуждения. В безлесных промежутках глубина Засечной черты иногда достигала 20 — 30 км.

Там, где черта пересекала дороги, оставалось свободное про­странство для прохода местного населения — засечные ворота, ко­торые подчас защищались специально возведенными крепостями или острогами. Ворота, как правило, были «многослойные», например, на Сенецкой засеке через р.Сенеть они были устроены следу­ющим образом. За рекой перед мостом стояла опускная колода, за ней створные ворота, за ними еще одна опускная колода, затем про­ездная башня с воротами, две опускные колоды, опять опускные ворота, снова колода, створные ворота и три опускные колоды. По сторонам дороги стояли двойные надолбы.

Не менее интересно устройство Тульских засек, созданных во второй половине XVI в. и являвшихся важнейшей частью Большой Засечной черты. Они включали четыре секции-засеки. Корницкая засека, первая линия обороны на левом фланге, была устроена из лесных завалов и имела одни ворота. Вторую линию на левом флан­ге образовывали Кортосеневская и Щегловская засеки. Они состоя ­ли из лесных завалов глубиной 1—2 км и имели двое ворот, усилен ­ных небольшими крепостями. К западу от места соединения Кор — ницкой и Щегловской засек шла до Крапивенских засек засека Завитай. Она представляла собой земляной вал, перекрывавший без ­лесное пространство до современного села Ясная Поляна, севернее которого располагалась крепость Тула.

Таким образом, Засечная черта постепенно превращалась в сплошное приграничное заградительное сооружение, в котором на протяжении десятков, а иногда и сотен верст не было мест для про ­хода и тем более проезда.

За обустройство засек и поддержание их в исправном состоянии отвечала специальная засечная стража, которую набирали из мес­тных жителей. В XVI в. для несения службы в засечной страже вы­делялось по одному человеку от 20 дворов. Во второй половине этого столетия данная стража насчитывала в Московском государстве до 35 тыс. ратных людей⁹⁹. Отдельными звеньями черты (засеками) ведали засечные приказчики, воеводы, головы, которым подчиня­лись поместные и приписные сторожа засеки. Для покрытия расхо­дов по укреплению Засечной черты население облагалось специаль­ными податями, которые назывались засечными деньгами. Эту по ­дать главным образом платило население отдаленных от границ рай­онов. А близлежащее к черте население в качестве обязательной повинности участвовало в строительстве, ремонте засек, несло не­посредственную службу здесь.

По мере строительства «украинских» городов-крепостей при Иване Грозном появилась вторая линия Засечной черты. Она шла с востока на запад от Алатыря на р. Сура через Темников, Шацк, Ряжск до Орла, затем отклонялась к югу, поворачивала к юго-вос­току и заканчивалась у Рыльска и Путивля.

В результате Засечная черта в 60-х гг. XVI в. стала представлять ^с бой единый, весьма сложный оборонительный комплекс на юге Московского государства, состоявший из укрепленных городов, лес- пых, водных и других естественных преград; специально возве­денных на черте крепостей, различного вида укреплений («острож­ки», «осадные дворы», городки) и искусственных препятствий (валы, лесные завалы, частоколы, надолбы и т.п.), которые помогали достаточно эффективно охранять и защищать важнейшие дороги и открытые, легко проходимые пространства, удобные для вторже­ния противника в пределы Руси с юга. Протяженность черты состав­ляла около 1000 км. Именно таковой была степная граница государ­ства Ивана Грозного^.

О том, насколько велико для Руси было значение Большой За­сечной черты, свидетельствует тот факт, что Иван IV в 1563 г. лич­но объезжал южные крепости Перемышль, Одоев, Белев, а 1566 г. в течение месяца осматривал Козельск, Белев, Волхов, Алексин и другие города, проверяя готовность черты к выполнению возлагав­шихся на нее задач.

Одна из важнейших задач засечной стражи состояла в том, что­бы вести постоянное наблюдение за окраинами государства и не до­пустить незаметного вторжения в пределы Руси войск противника. Поэтому здесь на курганах, высоких деревьях, башнях на расстоя­нии видимой связи (1—2 км) выставлялись дозорные посты, кото­рые огнем или дымами оповещали об опасности. Для этого у до­зорных всегда в наличии были кузова со смолой и берестой. К дере­вьям приставлялись высокие лестницы, чтобы как можно дальше видеть степь и свободно просматривать местность «от караула до караула»./Например, на Семеновской засеке (правда, чуть более позднего периода, первой половины XVII в.) лестницы для наблю­дения с деревьев стояли в 37 местах.

Но засечная стража не только наблюдала за действиями врага и оповещала о них воевод и население. Не раз ей приходилось всту­пать в неравный бой с противником и сдерживать его стремитель­ное продвижение в пределы Руси, нанося ему потери, а также вста­вать на пути возвращавшегося в свои пределы врага, уводившего с собой русских пленников, скот, вывозившего награбленное имуще­ство. Так, в 1518 г. воеводы Василия III под Тулой преградили в ле­сах путь татарам при возвращении их назад, на юг, после граби­тельского набега на тульские земли. В 1555 г. после неудачной бит­вы с татарами при Судьбищах, южнее Рязани, воевода А.Д.Басманов с детьми боярскими, боярскими людьми и стрельцами «тысяч с 5, с 6» в засеке принял тяжелый бой с татарской конницей. В этом бою полегло много защитников русских границ, в том числе был смертельно ранен второй воевода на засеке Сидоров. В целом же тогда предполагалось, что к тому времени, когда та­тары выйдут к Засечной черте и встретят на ней первое серьезное сопротивление русских порубежников, воеводы «на берегу» и в Мос­кве уже получат вести о появлении врага и примут меры по органи­зации его отпора.

В главном Засечная черта Московского государства оправдала себя, и этот опыт получил свое развитие в дальнейшие годы. Так, при Иване Грозном на восточных рубежах государства, на «казанс­кой украине», в середине 30-х гг. XVI в. было выстроено заново или восстановлено и расширено 10 крепостей — Пермь, Мещера, Буй-город, Любим, Темников, Устюг, Вологда, Владимир, Ярославль, Балахна. Однако новые крепости не смогли надежно защитить «во­сточные окраины государства от казанских набегов». Обстановка существенно изменилась лишь после завоевания Иваном Грозным Казанского (1552) и Астраханского (1556) ханств.

Здесь же в этот период возникла особая линия оборонных ост­рожков. Ее устройство взяли на себя из личных интересов богатей­шие купцы-земледельцы и промышленники Строгановы, издавна владевшие колоссальными поместьями на Каме, ее притоках и Вы­чегде. Остроги и небольшие крепости, сооруженные Строгановыми, обороняли Пермь, окраинный центр, от набегов остяков, вогулов и сибирских татар. Такую же оборонительную роль стали играть и те городки (Тетюши, Самара, Саратов и др.), которые после завоева­ния Казанского и Астраханского ханств Москва начала ставить вниз по течению Волги, а позднее, по мере освоения русскими Сибири, и зауральские острожки на сибирских реках.

При сыне Грозного, царе Федоре Ивановиче, и затем при Борисе Годунове началось строительство третьей линии юго-восточных пограничных оборонительных укреплений (1587). Она, упираясь с запада в верховья Оки, а с востока — в Быструю Сосну, проникла в глубь степей, до устья Воронежа и верховьев Донца. Эта линия в основном опиралась на выстроенные «польские» города-крепости. Самой южной и самой большой крепостью в это время стал Белго­род. Он состоял из двух острогов — деревянного с 10 башнями и зем­ляного. Гарнизон его насчитывал 2008 ратных людей. Третья оборо­нительная линия стала именоваться Белгородской. В эти годы стро­ительство ее только начиналось. Закончено оно было лишь через 90 лет, в 1677 г. Все это свидетельствует о неуклонном стремлении Московского государства сдерживать врага на самых южных рубе­жах и не допускать его вторжений в пределы своих территорий.

Из этих же соображений в 1600 г. Борис Федорович Годунов при­казал Богдану Вельскому построить в степи еще южнее Белгорода, на правом берегу Оскола, новую крепость Борисов. Так появился город-крепость Царев-Борисов. Протяженность его башенных ^стен равнялась 756 м. За крепостным валом с башнями и глубоким рвом находились слободы гарнизона, который насчитывал 3222 че­ловека.

Таким образом, строительство в Московском государстве горо­дов-крепостей, засек, Засечной черты шло в строгом соответствии с государственной внешней и сугубо пограничной политикой. Оно на­ходилось под строгим контролем как должностных лиц, так и лично царей. В Москве имелись достаточно подробные чертежи не только пограничных городов, но и засек. Периодически их изучали и про­сматривали государи всея Руси.

Очевидно, что для организации крупномасштабного строитель­ства новых городов-крепостей и укрепленных линий, а также для несения службы на них требовались очень большие людские ресур­сы. Изыскать их и привлечь к порубежной службе стало одной из важных государственных задач. Однако московским князьям ре­шать ее теперь было несколько легче, чем в свое время киевским.

По мере укрепления Московского государства часть его населе­ния, особенно в центральных районах, начинала все более страдать от малоземелья и различных тягот и податей. Рядом же лежали пу­стующие земли Дикого поля с богатейшими местами для пашни. Реки изобиловали рыбой, бобрами, выдрами. В большом достатке водилась различная дичь.

На Руси веками преобладал экстенсивный путь обработки зем­ли. Поэтому русское население в стремлении «сесть на новые зем­ли» самостоятельно начало осваивать заокские степные просторы. С продвижением городов-крепостей и укрепленных линий (Засеч­ной черты) в «поле» поток колонизации увеличился и даже шагнул за оборонительные линии. Особенно широкий размах этот процесс получил в годы правления Ивана Грозного.

Обычно еще до сооружения нового острожка или крепости стро­ители узнавали, живут ли поблизости свободные заемщики земель, так называемые «сходцы», за которыми от имени государя закреп­ляли в подобных случаях принадлежавшие им пашни и усадьбы. Если не хватало «сходцев», то «прибирали на государеву службу», на вечное житье в новых местах «гулящих» и «охочих людей» (же­лающих), выделяя им земли «на пашню и усадища». «Приборные» служилые люди селились слободами вокруг острога. Слободы обно­сились валом и рвом. Таким образом, всякий вновь возводимый ост­рог уже заключал в себе элементы будущих поселков в виде приго­родных поселений. Все люди, получившие земли на пограничной линии, принимали самое активное участие в охране и защите рубе­жей государства.

В противоположность Киевской Руси, Московское государство имело достаточно прочный народно-колонизационный базис освое­ния территорий, благодаря чему новые земли оберегал не только 90 меч, но и обрабатывала соха постоянного населения. Опираясь на укрепленные линии и возведенные города-крепости, а также ис­пользуя рост русской колонизации, Московское государство стре­милось последовательно оттеснять степняков как можно дальше от своих городов и границ. Одновременно оно закрепляло за собой все новые пространства. В рассматриваемый период этот процесс шел в южном, юго-восточном и восточном направлениях.

Крепло Московское государство и, естественно, росло число слу­жилых людей, готовых нести ратную службу, за которую госу­дарство наделяло их землей. Чаще всего эти земли выделялись в пределах «крымской украины» или на присоединенных территори­ях Поволжья, Урала, Сибири и т.п. Тем самым государство стреми­лось сделать из землевладельцев своего рода «живую изгородь» против вражеских вторжений и набегов. В таких условиях служи­лые люди защищали не только свое добро, семью, но и часть той зем­ли, где находились их поместья, а значит, и частицу государствен­ной территории. Следовательно, служилые люди, и в первую оче­редь дети боярские, сами были кровно заинтересованы в надежной охране и защите рубежей и границ государства.

Во имя обеспечения надежной охраны «государевых украин» Иван Грозный пошел даже на то, чтобы заселять засечные районы беглыми людьми из внутренних районов страны, с назначением их в стражу. Государство переставало преследовать их, они освобож­дались от податей и налогов, что в определенной степени способ­ствовало их оседанию в указанных районах и как-то решало про­блему заселения, охраны и защиты окраин страны.

В итоге Московскому государству удалось добиться, что в «ук­раинских» и «польских» городах создался особый класс служилых «воинских» людей, известных под именем городовых или жилецких казаков. Часть из них несла государственную службу по поддержа­нию внутреннего порядка в городах, в «войсках» личной княжеской охраны, а остальные охраняли рубежи. Последние были обязаны постоянно находиться на службе, ездить в степь, следить за движе­нием татарской конницы по известным степным дорогам, проводить разведку, перехватывать вражеские дозоры и брать «языков», из­вещать о движении татар воевод и государя, а в случае неожидан­ного набега ордынцев защищать эти города.

Городовые казаки несли государственную службу уже в первой половине XV в. и служили русским князьям задолго до объедине­ния их земель в составе Московского государства. Так, в 1444 г. ря­занские казаки участвовали в отражении нашествия на Русь татар­ского царевича Мустафы. В Московском централизованном государстве городовые казаки были утверждены правительством официально и находились в полной от него зависимости. В царствова­ние Ивана Грозного они поступили в ведение Стрелецкого приказа и наравне со стрельцами составляли особый разряд государева войска.

Московские князья и государи всея Руси были заинтересованы в постоянном увеличении числа городовых казаков, несших государственную службу на границах и рубежах. Так, Боярский приговор от 18 февраля 1571 г. потребовал набрать для несения сто­рожевой и станичной службы не менее тысячи конных казаков. Однако процесс укомплектования «украинских» и «польских» го­родов городовыми казаками шел медленнее, чем рассчитывало го­сударство. К примеру, в Боярском приговоре от 15 марта 1577 г. кон­статировалось, что воеводе в Шатцке было предписано набрать для службы 150 жилецких конных казаков. Набрали лишь 77, из кото­рых 18 выделялись для несения сторожевой службы и 30 — для ста­ничной в «поле». Такая же картина наблюдалась и в Ряжске, где воеводе необходимо было набрать 300 городовых казаков.

И все же Русь постепенно «запасалась» казаками для несения постоянной службы на границах, в степи и далеко в «поле». К нача­лу XVII в. они даже смогли в ряде приграничных городов частично или полностью заменить детей боярских при несении сторожевой службы.

Как уже говорилось, с середины XV в. кроме городовых казаков московские князья к защите, а позже и к охране границ государ­ства активно привлекали татар, переходивших на русскую службу. Так, в июле 1531 г. «служилые татары, Кидырек со товарищами», несли службу по охране «государевых украин». 22 июля они при­везли великому князю «вести» о том, что «переехали сакмы татарс­кие. А пошли те сакмы под «рязанские украины», а по сакме смети- ли человек с пятьсот или с шестьсот».

Надежная защита рубежей и границ Московского государства во многом зависела от того, насколько своевременно получит князь и приграничный воевода сведения о подготовке и начале вражеского вторжения. Эту роль в Московии играли специальные сторожа, ко­торые в конце XIV — середине XV в. несли службу вдали от мос­ковских земель в тайных притонах и караулах.

Усиление угрозы русским землям со стороны Казанского ханства побудило Ивана III в 1468 г. разослать сторожи в Муром, Нижний Новгород, Кострому и Галич, повелев им «наблюдать осторожность от казанских наездов».

\ В первые два десятилетия после выхода Руси из-под вассальной зависимости от Золотой Орды (1481—1501) на ее южных окраинах наблюдалось относительное спокойствие. Крымский хан Менгли-Гирей оставался союзником Москвы, aостатки Большой Орды, где правили «Ахметовы дети», оказались связанными по рукам и ногам непрекращавшейся войной с Крымом. Эпизодические набеги ордын­цев и отдельных крымских мурз не представляли серьезной опас­ности. Поэтому не было необходимости и в постоянной сторожевой службе «в поле» — Москва получала регулярную информацию о передвижении Большой Орды из Крыма.

Но в 1507 г. добрососедские отношения Москвы с Крымом из-за «казанских дел» были разорваны, что вынудило великого князя Московского срочно создать службу наблюдения за передвижени­ем войск южных и восточных соседей. От нее зависело, будут ли вов­ремя собраны русские полки на возможных направлениях вторже­ния вражеской конницы, чтобы встретить ее на самых «украинах» государства. Именно этой службе надлежало обеспечить успех обо­ронительных усилий государства на его границах.

В основу организации службы наблюдения был положен опыт приграничных дозоров и разъездов Киевской Руси, а также уже существовавших на Хопре, Дону, Тихой Сосне и Быстрой Сосне, Вороне и других реках тайных притонов и караулов. Последние про­водили главным образом глубинную разведку противника и достав­ляли собранные сведения в Москву. Однако этого было явно недо­статочно: враг довольно часто неожиданно проникал в глубь страны и наносил ей большой ущербу Наибольшее разорение принес Руси уже упоминавшийся большой поход крымского хана Мухаммед- Гирея в 1521 г.

За несколько месяцев до этого похода Василий III послал к Азо­ву для сбора данных о планах крымского хана служилых казаков, в числе которых были Ивашка Лазарев и Миша Тверитин с товари­щами. Четверым из них предписывалось тайно пробраться в Крым к русскому послу Василию Наумову и через него получить, а затем доставить в Москву данные о готовности хана и царевичей к воен­ному походу. Остальным казакам надлежало собирать такую же информацию в Азове. Всем им было приказано действовать скрыт­но и оперативно, чтобы «была весть однолично у великого князя по весне рано».

10 мая Миша Тверитин из Азова привез государю известие о том, что крымский царь готов идти на Москву, но поход свой задержива­ет в связи с усобицей в Крыму. 24 июня из Кафы прибыли в Москву «великого князя казаки Ивашка Лазарев со товарищами». Они до­ложили царю, что «крымский царь на коня сел» и хотел идти на Москву, собрав «многую рать», но поход временно отложил из-за смерти турецкого султана. Однако угроза крымского вторжения была реальной, и уже 28 июля 1521 г. Мухаммед-Гирей подошел со 100-тысячным войском к Оке.

Несмотря на то что «на берегу» встретить крымское войско были готовы 72 воеводы и «головы с людьми в полках», им и великому князю недоставало точных данных о том, где противник планирует} форсировать Оку, чтобы собрать там основную часть сил «берего­вой рати». Московские воеводы стояли с полками вдоль всей «крым­ской украины»: в Серпухове, Кашире, Тарусе, Коломне, на р. Угре| в Мещере, Рязани, Стародубе, Новгороде-Северском. Часть рати была выделена на «казанскую украину» — в Муром и Нижний Нов­город. Но на направлении главного удара крымской конницы необ­ходимых сил и средств московской рати не оказалось, и враг нанес ей сокрушительный удар, дойдя до самой Москвы.

Вслед за крымским нашествием с 21 августа началась полоса ка­занских набегов на восточные и северо-восточные окраины Моско­вии. Казанские князья Сеит, Булат, Хучелей совершили набег на русские земли от Нижнего Новгорода до Клина и «взяли полону мно­жество, а иных иссекли». Казанские отряды достаточно свободно вторгались и в северные районы Руси. Летописец сообщает, что «…приходили татары в Жегово и в Нойду, и Шартаново, и на Тотьму, и до Сухоны доходили. Во единой в волости Тотьме в полон взя­ли и иссекли шесть с половиной тысяч христиан». Даже казанс­кий хан Саиб-Гирей «со всеми казанскими людьми приходил на Муромские места и на Мещерские». В этот период правительство Василия III не смогло выделить необходимые военные силы для за­щиты восточных границ государства.

Население страны болезненно восприняло неудачи воевод вели­кого князя, которые позволили татарам дойти до самой Москвы и разграбить центральные уезды государства. Недовольство прояви­лось в виде открытого мятежа, который прокатился «по всем горо­дам велик» вплоть до Галича.

\Чтобы предотвратить подобные «неожиданные нападения», было решено перейти от разрозненной глубинной разведки противника тайными притонами и караулами к организации постоянной сторо­жевой и станичной службы как на востоке, так и на юге страны. Ос­нову ее составили сторожи и станицы.

Вплоть до середины XVI в. казанские и польские сторожи и ста­ницы несли службу не на всем протяжении южной и восточной гра­ницы, а лишь на наиболее вероятных путях вторжения крупных сил врага и основных торговых маршрутах. Главной задачей сторожей и станиц было постоянно охранять «государевы украины» от вражеских набегов на ближних и дальних подступах и оперативно ин­формировать о них приграничных воевод и государя. На ближних подступах, как правило вдоль окраин, службу несли периодически сменяемые сторожи. Они назначались из городов передовой линии для несения службы на удалении от них в 4—5 дней пути. По воз­можности сторожи должны были поддерживать между собой связь, обмениваться информацией и при необходимости оказывать взаим­ную помощь, дабы обеспечить максимально надежную охрану ок­раин страны. Поэтому сторожи находились на удалении «друг от друга на день, очень редко на два, а более на полдня пути и ближе». Постепенно они стали составлять несколько неразрывных линий, пересекавших все степные дороги, по которым татары обычно хо­дили на Русь¹²¹, и прикрывали три наиболее опасных направления — северское, рязанское и нижегородско-казанское.

В состав сторожи, как правило, входило 4—6 человек, а в наибо­лее важные — до 10. Каждая из них имела четко оговоренный учас­ток местности в 30—40 км вдоль «государевых украин», в пределах которого сторожа совершали «разъезды» по степи. При этом часть сторожей несла службу наблюдением в определенных местах (чаще у бродов, на господствующих высотах, курганах, с отдельных дере­вьев, у опушек леса), а остальные, меняясь, ездили по два человека направо и налево по урочищам и к скрытым участкам местности, отыскивая следы татарской конницы. Сочетание неподвижных до­зоров со сторожевыми разъездами позволяло достаточно эффектив­но малыми силами прикрывать довольно большие участки южных и восточных окраин государства.

Сторожа несли службу в течение месяца, после чего на их место приезжала новая смена.

На дальних подступах к южным и юго-восточным рубежам служ­бу несли станицы, высылаемые с определенным интервалом друг за другом вглубь степи по заранее намеченным маршрутам. Фак­тически это были подвижные конные разъезды, состоявшие из 4—12 человек, которые выдвигались в южном направлении вдоль крупных торговых дорог, доходя иногда до татарских кочевий. Так, посол германского императора Сигизмунд Герберштейн, описывая в этот период свой путь к Азову, упоминал о «караульных, которые были расположены в той местности против непрерывных набегов татар». Русские заставы стояли «всего на два дня пути от Азова», а также около устья Северского Донца «в четырех днях пути от Азо­ва, возле места Великий Перевоз». И заставы эти московский госу­дарь держал там ежегодно «на карауле с целью разведок и удержа­ния татарских набегов».

Обычно станицы несли службу две недели и преодолевали рас­стояние в 400—500 верст. При этом они не совершали «разъездов направо и налево», а двигались в глубь степи в одном направлении, указанном в соответствующей «росписи», до конечного пункта (или до встречи с ордынцами) и обратно.

Маршруты движения сторож и станиц взаимно пересекались, прикрывая всю охраняемую границу страны. Из них образовыва­лась своего рода сеть, сквозь которую даже небольшим отрядам та­тарского войска становилось пройти все труднее. Сторожевая и ста­ничная служба обычно вовремя выявляла факт вражеского набега или нашествия. Наиболее опытные станичники могли определить не только направление движения татарской конницы, но и ее чис­ленность. Гонцы из состава станиц и сторож немедленно отправля—Jлись с вестями к пограничным воеводам, а те сообщали о вражеском вторжении в Москву.

Например, государь и его воеводы заблаговременно получили от станичников и сторожей «южной украины» сведения о походах на русскую землю крымского хана и набегах татарских царевичей и мурз в 1527,1533,1535 гг. и др. Как правило, информация поступала к приграничным воеводам и царю за две недели и более до выхода татарских ударных сил к основному оборонительному русскому рубежу на Оке. Этого времени вполне хватало Москве, чтобы успеть подготовиться к отпору врагу и выдвинуть «на берег» достаточное количество полков и артиллерии, сосредоточив большую их часть на направлении главного удара.

Особенно наглядно эффективность сторожевой службы прояви­лась при отражении большого похода на Русь крымского хана Сагиб-Гирея в 1541 г. Он начался 5 июля. Об этом Москву известили бежавшие из Крыма русские пленники. Пограничным воеводам был дан приказ усилить сторожевую и станичную службу. Первая «весть» пришла в Москву из Путивля, затем из Рыльска. Станич­ники и сторожа на всем пути выдвижения хана к Оке вели скрытую разведку его войска, собирая сведения о численности и направле­нии движения. Государь и приграничные воеводы регулярно полу­чали нужную информацию.

Так, 25 июля к государю из Рыльска прибыл станичник толмач Гаврила и сообщил, что «посылал его князь Петр Иванович Кашин к Святым Горам, и они до тех урочищ еще не дошли, а наехали верх Донца Северского на многих людей крымских, и гоняли за ними це­лый день. А идут тихо, и того приметою чаяли, что царь идет». Пришли в Москву и другие станичники. Благодаря их сведениям удалось точно установить направление движения крымского войс- 96 ка и провести перегруппировку полков русской рати. К тому же выдвижение врага было задержано на передней линии обороны, у крепости Зарайска. Когда же 30 июля Сагиб-Гирей вышел к бе­регу Оки, его уже ждало изготовившееся к бою русское войско. Стой­кость приграничной «береговой рати», а также угроза попасть под удар больших московских пушек вынудили крымского хана отсту­пить в степь. Его поход закончился неудачей.

Станичники сумели заранее предупредить Москву о крымском нападении и в 1552 г., когда хан намеревался сорвать готовившийся русский поход на Казань. Иван Грозный успел выдвинуть полки к Туле и предотвратить крымский удар. Казанский же поход закон­чился победой русского оружия — Казанское ханство пало.

Однако Иван Грозный предпринял дополнительные меры по укреплению безопасности юго-восточных рубежей государства. В 1555 г. он учредил по Волге новую регулярную стражу для наблю­дения за ногайцами. Наряду с казаками в нее впервые вошли стрель­цы. Во главе стражи были поставлены стрелецкий голова Григорий Кафтырев и казацкий атаман Федор Павлов, получившие приказ «стеречь перевозы от детей Юсуповых», находиться в постоянном контакте с Астраханью и при необходимости выдвигаться ей на по­мощь¹²⁷. Этот факт свидетельствует о многочисленности и боеспо­собности данной стражи. В исторической науке существует версия, что казаки были объединены в Хоперский казачий полк, которому Иван Грозный лично вручил боевое знамя.

Вновь учрежденные сторожи так располагались на местности, что имели достаточно тесные служебные связи со сторожами по Север­скому Донцу и Дону, извещая друг друга о положении дел на охра­няемых ими направлениях. Таким образом, к середине XVI в. в Мос­ковском государстве южные и восточные сторожи и станицы, охра­нявшие «государевы украины» от татарских набегов, стали пред­ставлять единую замкнутую цепь пограничных сторожей — «хра­нителей Земли Русской». Это в свою очередь повышало надежность охраны окраин государства и создавало благоприятные условия для наиболее эффективных действий московского войска по их защите.

Укрепляя восточные границы государства, правительство Ивана IV всячески расширяло сеть станиц и сторож на южной, «крымской украине». К началу 70-х гг. XVI в, только сторож здесь было 73. В официальных «росписях» они разделялись на 12 разря­дов. Каждому разряду присваивался порядковый номер, а сторо­жей называли по названию «украинных» городов, от которых их высылали на службу, или по месту несения службы. Поэтому на южных и юго-восточных границах службу несли 7 сторож путивль- ских, 2 — рыльские, 5 — дедиловских, 1 — епифанская, 11 — ново- сильских, 4 — мценские, 13 — орловских и карачевских, 2 — шац­кие, 3 — ряжские, 4 — мещерские, 14 — по рекам Сосне, Дону, Меч и иным «польским» речкам и урочищам. Самыми южными были 7 донецких сторож, которые несли службу у Северского Донца. По своей удаленности от городов они подразделялись на ближние и дальние.

‘ Станицы и сторожи несли службу в степи, подчиняясь стоялым головам, которыми в свою очередь руководили воеводы и намест­ники, находившиеся в приграничных городах. Фактически стоялые головы были непосредственными пограничными начальниками и организаторами службы на «украинных местах». Они же контроли­ровали готовность сторожей и станичников к несению службы в сте­пи. Вместе с тем при необходимости они первыми приходили им на помощь. Сторожи и станицы при несении службы информировали друг друга о состоянии дел, а при обнаружении противника докла-; дывали об этом приграничным воеводам.

С утверждением в 1571 г. приговора «О сторожевой и станичной службе…» порядок ее организации претерпел существенные изме­нения, дополнения и уточнения, которые были законодательно зак­реплены вместе с уже существовавшими и проверенными практи­кой правилами.

Данный приговор (устав) предписывал сторожам и станичникам охранять государевы южные и юго-восточные украины исключи­тельно от «людей воинских». В нем нет ни слова о послах, купцах, отдельных личностях, пересекающих границы. Это обусловило зак­репление в уставе определенных требований к пограничной служ­бе, порядка ее несения и тактики действий станичников и сторожей. В результате служба приобрела исключительно военный, боевой характер.

Главная цель службы состояла в том, чтобы как можно раньше обнаружить врага и оперативно оповестить о нем приграничных воевод. Государя о вражеском вторжении информировали воеводы или наместники приграничных городов.

При этом сторожа в разъездах и станичники в поле, согласно ус­таву, службу несли в постоянном движении, «с конь не сседая». Им предписывалось «станов… не делати, а огни класти не в одном месте; … а в коем месте кто полднивал, и в том месте не ночевать, а где кто ночевал, и в том месте не полднивати».

Сторожа и станичники должны были нести службу скрытно, не давая противнику повода обнаружить себя. Но это вовсе не означа­ло, что им следовало прятаться. Напротив, от них требовалось «в лесах не ставиться», то есть размещаться там, где удобно наблю­дать за врагом.

При обнаружении противника на дальних урочищах от станиц или сторож «с вестями» к воеводам в ближайшие города отправлялся гонец. Остальные сторожа должны были заехать в тыл врага и по «сакмам» или «станам» вести его разведку, людей «смечати». Затем в ближний город по дорогам или тропам справа и слева от против­ника отправлялся другой гонец, чтобы передать уточненные дан­ные обязательно до его прихода туда.

Одновременно вправо и влево к ближайшим стоялым головам и сторожам отсылались гонцы с докладами для организации взаимо­действия по проведению разведки врага. Оповещенным стоялым головам, сторожам и станичникам надлежало немедленно ехать на усиление соседей, обнаруживших врага. При этом старшие сторо­жа (голова на стороже) и станичники (станичный голова) обязаны были при необходимости действовать и без усиления.

Через два или три дня («смотря по делу и по ходу врага») следо­вало отправлять к ближайшим воеводам очередного гонца с собран­ными данными. Главная цель такой разведки заключалась в досто­верном выяснении, «на которые государевы украины воинские люди пойдут». И лишь после этого станицы и сторожи должны были спе­шить с точными данными в те города, на которые нацелен неприя­тель.

При обнаружении противника ближайшими сторожами гонец от них высылался в тот город, от которого они выделялись. Остальные сторожа после разведки противника «наспех» убывали с «вестями» в те города, куда он выдвигался.

/Особое значение, как мы уже говорили, придавалось достовер­ности вестей. Одинаково плохо считалось торопиться с вестью об опасности или задерживаться с оповещением воевод, перепроверяя данные. В этом случае полагались на самостоятельность и разум­ную инициативу сторожей и станичников.

В уставе строго регламентировалась длительность службы на границе. Она начиналась с 1 апреля и заканчивалась 1 декабря. Но если снег долго не выпадал, то сторожевая и станичная служба про­должалась и дольше, «до глубокого снега».

¹ Приграничным наместникам или воеводам надлежало доклады­вать «первым же гонцом» лично государю о начале несения службы с представлением «точной росписи», от каких городов, с какого вре­мени, числа и месяца начнут службу сторожи. При этом от каждого города назначалось три статьи (смены, очереди) сторож. В весенне­-летнюю смену сторожи должны были нести службу в течение шес­ти недель, а вторично, в летне-осеннюю смену, — месяц с учетом проезда. Пока не пришла смена, сторожа со сторожи не имели права покинуть место службы. Этим фактически вводилось требо­вание непрерывности пограничной службы.

15 марта 1576 г. по Боярскому приговору князей И.Ф. Мстислав­ского, П.Д. Пронского и Н.Р. Юрьева, а также дьяков Андрея и Васи­лия Щелкаловых были расширены временные рамки несения служ­бы. Теперь она начиналась не с 1 апреля, а с «открытием» весны, «как будет мало мочно ехати сторожам на сторожи».

Службу станиц воеводы или наместники приграничных городов организовывали в строгом соответствии с грамотами, поступавши­ми к ним ежемесячно из Разрядного приказа от имени «Государя Царя и Великого Князя». В этих грамотах с учетом обстановки на границах и данных, полученных при дополнительном изучении «са­мих окраин», ежемесячно составлялись «росписи», определяющие, откуда и по каким местам ездить станицам.

Каждую станицу возглавлял станичный голова. Станицам ука­зывалась дата выезда, маршрут и конечное место, до которого не­обходимо было в установленный срок доехать и вернуться обратно с докладом.

За весну и осень из установленных городов выезжали с 1 апреля по очереди, одна за другой, 8 станиц с интервалом в 15 дней. Таким образом, каждая станица выезжала за весну — осень на 15-днев­ную службу дважды. Но за смену (то есть с 1 апреля по 31 июля) — только один раз. Порядок очередности выезда станиц в первой и второй сменах строго выдерживался. За это непосредственно отве­чали приграничные воеводы и стоялые пограничные головы.

Службу сторожей и станичников в поле также контролировали воеводы и стоялые головы «украинных» городов, периодически объезжая порученные им участки границы. Устав предусматривал обеспечение сторожей и станичников всем необходимым для несе­ния службы, и прежде всего хорошими конями. Без них невозмож­но было ни уйти от погони, ни своевременно сообщить место нахож­дения степняков.

Сторожа и станичники прибывали «на двор» к стоялым головам «украинных» городов за две недели до выезда в поле. Здесь им уст­раивался, если можно так сказать, строевой смотр с проверкой под­готовки к службе «рухляди» и коней. Причем каждому надлежало иметь двух коней добрых, а не худых. Высылать станичников и сто­рожей в «поле» на службу на худых конях строго запрещалось. До выезда на службу лошадей следовало хорошо «доправить», то есть откормить за счет средств воевод и стоялых голов. Если откармливать лошадей не было времени, стоялые головы выделяли коней, готовых к несению службы, из своего резерва. В случае нехватки лошадей воевода мог по своему усмотрению забирать «добрых ло­шадей у своих полчан» (у воинов из подчиненных ему полков) и пе­редавать их сторожам и станичникам, выплачивая за это хозяевам «по 4 алтына с деньгою на день».

Если при проведении смотра стоялый голова решил, что станица или сторожа не готова к службе, то ее «разгоняли», а вместо нее ехала следующая, уже ожидавшая своей очереди. Остальным тотчас рас­сылались грамоты с уточнением сроков прибытия на службу.

С 1577 г. были значительно повышены требования и к физичес­кому состоянию сторожей и станичников. В одном из Боярских при­говоров этого года было указано не брать на службу «худых и без- конных казаков», переводить их в городовую службу, а вместо них набирать «казаков добрых и конных».

С принятием устава значительно усилился контроль за несени­ем службы сторожами и станичниками со стороны введенных в кон­це февраля 1571 г. четырех «голов в поле» о которых уже говори­лось выше.

Первому голове в поле предписывалось стоять на «Волге под Караманским лесом из Казани», второму — «из Щатцкого на Дону на ногайской стороне в Дешках, выше Медведицы и Хопра», третьему — «из Дедилова на Осколе, усть Убли», четвертому — «из Орла на реке Семи усть Хону». Практически стоялые головы в поле и их разъез­ды перекрывали все подходы и подъезды к Волге и Дону, а их са­мые дальние станицы находились у урочища Айдар, почти у крым­ских кочевий.

Каждому голове придавалось от 96 до 135 станичников из раз­ных русских городов. Они несли службу в поле по шесть недель, после чего заменялись очередной сменой¹⁴¹. В последующие годы эти Цифры колебались в ту или иную сторону, но всегда составляли не­сколько десятков человек.)Такое количество станичников позволя­ло значительно усилить станицы и сторожи, подчиненные стоялым головам в «украинных» городах, а также организовать надежный контроль за качеством несения ими службы.

Итак, в Московском государстве кроме сторожевой и станичной была создана полевая служба. По своим целям, задачам и видам несения она лишь дополняла и усиливала станичную и сторожевую службу, одновременно осуществляя контроль за выполнением сто­рожами и станичниками их обязанностей. Вместе с тем она отлича­лась тем, что в «поле» сосредоточивали более крупные погранич­ные отряды служилых людей, которые были способны не только вести разведку врага, но и отражать набеги небольших вражеских отрядов. Станичная и сторожевая служба должна была действовать строго «усторожливо и скрытно», не имея права обнаружить себя.

В 1573 г. было введено новое правило, предписывавшее станич­никам при встрече на урочищах меняться особыми «признаками», по которым приграничные начальники могли видеть, что станицы доезжали до установленных им мест службы.

Весной 1577 г. Боярский приговор учредил из состава казаков, несших в поле месячную сторожевую службу, особых дозорщиков для наблюдения за сторожами, чтобы «стояли бережно и усторож­ливо» и без смены «со сторож не съезжали». Причем ближайший надзор за сторожами поручался особым осадным головам, которые отчитывались перед воеводами и наместниками «украинных» горо­дов. Если осадные головы не проявили должной требовательнос­ти к казакам-сторожам или допустили личную небрежность, то с них удерживалась часть денежного жалованья за службу. Как видим, по мере укрепления сторожевой и станичной службы Московское государство повышало требования не только к сторожам и станичникам, но и к должностным лицам, призванным отвечать за организацию и контроль их службы непосредственно в степи. В соответствии с этим приграничные воеводы старались прояв­лять собственную инициативу для организации более надежной и качественной разведки обнаруженного дальними станицами врага. Так, с середины 80-х гг. XVI в. наряду со станицами и сторожами, определенными «росписями» в Разрядном приказе, приграничные воеводы при получении вестей «с поля» о движении татарской кон­ницы стали высылать в степь дополнительные, «неопределенные» станичные разъезды. Их высылали, например, в 1586 г. из Тулы, Рязани и Мещеры по четыре из каждого города. Некоторые из них доходили до Азова.

Сеть приграничных сторожей и станиц в Московском государ­стве постоянно расширялась. Если в 1571 г. на южных и юго-восточ­ных границах службу несли 73 сторожи, то в 1623 г.— 186. Их чис­ло увеличивалось параллельно с ростом «украинных» и «польских» городов в связи с обострением отношений с южными и восточными соседями.

Например, в 1586 г. из новых «польских» городов Ливны и Воро­нежа сразу же были выделены для несения сторожевой службы 13 и 12 сторож соответственно. Из построенного в 1592 г. города Елец по Быстрой Сосне было назначено 9 сторож, отдельные из которых несли службу за 40 верст от него. Возведенный в 1595 г. «украин- ный» город Кромы выслал в степь 7 сторож и т.д.

Таким образом, к концу XVI в. Московскому государству удалось перейти от глубинной разведки противника разрозненными при­тонами и караулами к широко разветвленной, профессионально организованной, централизованной сторожевой, станичной и поле­вой службе. Она надежно охраняла окраины страны, практически беспрерывно контролируя изменение военной обстановки на ближ­них и дальних подступах к ней. Выдвижения на Русь даже самых незначительных отрядов южных и восточных соседей своевремен­но обнаруживались сторожами и станичниками, которые заблагов­ременно предупреждали об этом приграничных воевод. Благодаря этому полки русской приграничной «береговой рати» или отдель­ных «украинных» городов успевали выйти навстречу врагу, занять выгодный оборонительный рубеж и пресечь вражеское вторжение. Неприятелю удавалось глубоко вклиниваться в русские земли толь­ко тогда, когда его силы значительно превосходили силы порубежников Московии.

Однако глубокий внутриполитический кризис начала XVII в., вызвавший широкомасштабную крестьянскую войну, а также польско-шведская интервенция привели к трагическому наруше­нию стройной системы охраны и защиты южных и восточных рубе­жей Московского государства. На западных границах города-кре­пости, их гарнизоны и полки русских войск не смогли противосто­ять шведским войскам, позволив им дойти до Москвы. На юге все военные силы страны были брошены на борьбу с восстанием Ивана Болотникова. С этого момента целых семь лет не выделялись рус­ские полки ни для «береговой», ни для «украинной» службы. Обще­государственная сторожевая служба на южном и восточном направ­лениях фактически отсутствовала. Здешние границы оказались нео­храняемыми и почти не защищенными.

С 1607 по 1613 г. крымские и ногайские орды ежегодно вторга­лись в русские земли. Причем это уже были не кратковременные набеги, обычные для кочевников, а длительные боевые действия срусскими войсками и ополчением, продолжавшиеся, как прави­ло. все летние, а иногда и зимние месяцы. Регулярно подверга­лись разорению земли у Серпухова, Тарусы, Коломны, Боровска, Лихвина, Алексина, Рязани, Пронска, Михайлова, Дедилова, Кур­ска и многих других городов. Так, рязанцы сообщали в Москву, что татары совершенно обезлюдили их землю, оставшиеся же нахо­дились «в осаде», поэтому пашни не засеяны, а скот татары «вывоевали и выгнали с собой». Татары чувствовали себя настолько спо­койно в русских землях, что, по сообщениям тех же рязанцев, жили у них «без выходу», постоянно грабя население. Это — закономер­ный итог нестабильности в государстве, приведшей его к неспособ­ности организовывать на должном уровне охрану и защиту своих границ.